Что же он делал? Он промывал водой каждый цветок, убирал пыль с него маленькой кисточкой. Естественно, все цветы… он проявлял огромную заботу, но, ухаживая за цветами, ты должен позаботиться и о корнях. Тебе не нужно волноваться о розах, они сами позаботятся о себе; позаботься только о корнях. Он никогда не беспокоился о корнях – он и понятия о них не имел. Его никогда не интересовали корни; он просто мыл цветы.
Деревья умерли, цветы умерли, и бедный мальчик был в полнейшем расстройстве. Мать сказала: «Я видела… стоя за оградой, я просто хотела посмотреть, что же происходит, и я увидела, что ты погубил целый сад! Но нет нужды причитать и плакать».
Мать сказала ему: «Это и есть то, что человеческие существа делают повсюду в мире. Каждый заботится о цветах и никто не интересуется корнями. А все дело в корнях. Цветы появляются сами. Никакой особой заботы для них не требуется».
Поэтому без медитации даже восьмидесятилетний старик не может выполнить этого, хотя это так просто, что и трехлетний ребенок может сказать это. Мастер сказал: «Хотя трехлетний ребенок и может сказать это, восьмидесятилетний старик не может этого выполнить». Тогда Бо поклонился и уехал.
Это незаконченное изречение. Он, очевидно, услыхал его от кого-то – из вторых, третьих рук, – потому что старый мастер Дао Линь не мог оставить без упоминания корни. Если не упомянута медитация, то там нет и речи об учении Гаутамы Будды. И он, должно быть, упоминал о ней, иначе Бо не откланялся бы перед уходом. Бо был совершенно удовлетворен, но в том разговоре нет никакой причины для удовлетворения.
Я смотрю на вещи очень прямо. Я не вижу из этого разговора, почему Бо мог быть удовлетворенным, – но он явно был удовлетворен, потому что с большим почтением откланялся и уехал.
Несомненно, что-то упущено, что-то существенное упущено… и так всегда происходит. Человек, который не понимает, который не испытал медитацию сам, расскажет обо всех деталях, которые являются побочными продуктами, и забудет про медитацию.
Это случалось столько раз, в стольких традициях, что может считаться правилом. Например, Махавира… Его ученики, его последователи считают вот уже двадцать пять веков, что он учил ненасилию, что он учил нестяжательству, что он учил быть подлинными и правдивыми.
Все это и есть побочные продукты. Но джайнские монахи следовали этому, и я видел их лица: на них не было никаких признаков радости, осуществления, удовлетворенности, достижения какого-нибудь великого безмолвия, спокойствия или блаженства. Они выглядят совершенно сухими, мертвыми. Хоть они и следуют дисциплине, и стараются делать это как можно точнее, они просто упускают основу.