«Пушкин наш, советский!». Очерки по истории филологической науки в сталинскую эпоху. Идеи. Проекты. Персоны - заметки

Принимая во внимание идеологическую нагруженность понятий «классика» и «классическое», мы сознательно отказались от их закавыченного употребления, дабы не затруднять читателям процесс знакомства с настоящей книгой.

См.: Дружинин П. А. 1) Идеология и филология. Ленинград, 1940‑е гг.: Документальное исследование. М., 2012. Т. 1–2; 2) Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского: Документальное исследование. М., 2016.

Фуко М. Археология знания. СПб., 2004. С. 255–259.

В этом смысле переклички между концептуализацией Фуко и хронологически более ранними открытиями «формалистов», чьи идеи активно заимствовались иностранными мыслителями, очевидны: едва ли не весь XX век социология знания, сформировавшаяся в 1920–1930‑е годы, занималась анализом модернизационных процессов, которые поспособствовали становлению многочисленных неклассических типов социального знания. Так, о значении второстепенных, периферийных явлений в общекультурной динамике, «канонизации побочной линии» (формула из статьи «Литература вне „сюжета“» (опубл.: Розанов. Из книги «Сюжет как явление стиля». [Пг.:] ОПОЯЗ, 1921)) писал еще В. Б. Шкловский в работах начала 1920‑х. Затем эту же логику развил и Ю. Н. Тынянов, сначала в статьях «Литературный факт» (опубл.: ЛЕФ. 1924. № 2) и «Вопрос о литературной эволюции» (опубл.: На литературном посту. 1927. № 10), а затем в книге «Архаисты и новаторы» ([Л.:] Прибой, 1929); об этом далее. Подробнее о взгляде формалистов на художественную традицию и проблему ее рецепции см.: Калинин И. А. История литературы как Familienroman (русский формализм между Эдипом и Гамлетом) // Новое литературное обозрение. 2006. № 4 (80). С. 64–83. См. также: Дмитриев А. Н., Левченко Я. С. Наука как прием: Еще раз о методологическом наследии русского формализма // Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50). С. 195–245.

О реанимации «сталинских» методов реализации культурной политики в разные периоды советской истории второй половины ХХ столетия см., например: Прохоров А. Унаследованный дискурс: Парадигмы сталинской культуры в литературе и кинематографе «Оттепели». СПб., 2007; Дружинин П. А. Моцарт и Сальери: Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова. М., 2024.

Перечень наиболее значимых в историко-культурной перспективе сборников документов и архивных материалов см. в соответствующем разделе списка литературы.

Так, Б. Г. Юдин писал: «Процесс институционализации науки в России, не успевший привести к образованию ее устойчивой автономии, резко изменяет направление после октября 1917 г. По инерции движение в сторону институционализации еще продолжалось, <…>. Очень быстро, однако, преобладающим стал иной, противоположный процесс деинституционализации, т. е. разрушения тех ценностно-нормативных структур, которые сложились ранее во взаимоотношениях науки и общества» (Юдин Б. Г. История советской науки как процесс вторичной институционализации // Подвластная наука? Наука и советская власть. М., 2010. С. 121–122).

Полный перечень опубликованных в 1957–1982 годах эгодокументов советских писателей и воспоминаний современников о них см. в: Советское общество в воспоминаниях и дневниках: Аннотированный библиографический указатель книг, публикаций в сборниках и журналах. М., 2017. Т. 8. Обзор вышедших в 1980–1990‑е годы изданий см. в: Паперно И. А. Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах: Опыт чтения. М., 2021. С. 9–21. См. также: Intimacy and Terror: Soviet Diaries of the 1930’s. New York, 1995; Lahusen T. Is There a Class in This Text? Reading in the Age of Stalin // Reading Russia: A History of Reading in Modern Russia. Milan, 2020. Vol. 3. P. 83–106; Hellbeck J. Revolution in my Mind: Writing a Diary under Stalin. Cambridge, 2009 (издание на рус. яз. – Хелльбек Й. Революция от первого лица: Дневники сталинской эпохи. М., 2021).

Ко второй половине 1930‑х размах политических преследований был столь велик, что в среде «левых» интеллектуалов – антисталинской коммунистической оппозиции – зародилась мысль о необходимости развертывания надгосударственной общественной кампании с целью спасения политзаключенных. С этой целью Виктор Серж в 1936 году подготовил специальный «Доклад о наказании в СССР лиц, виновных в инакомышлении» (опубл.: Новое литературное обозрение. 2020. № 2 (162)).

См.: Савельева И. М., Полетаев А. В. Классическое наследие. М., 2010. С. 43–48.

О параметрах «классичности» научного текста см.: Зенкин С. Н. Гуманитарная классика: между наукой и литературой // Классика и классики в социальном и гуманитарном знании. М., 2009. С. 281–293; Савельева И. М., Полетаев А. В. Классическое наследие. С. 64–77; Parsons T. Revisiting the Classics Throughout a Long Career // The Future of the Sociological Classics. London, 1981. P. 183–194; Davis M. S. «That’s Classic!» The Phenomenology and Rhetoric of Successful Social Theories // Philosophy of the Social Sciences. 1986. Vol. 16. № 3. P. 285–301; Alexander J. C. The Centrality of the Classics // Social Theory Today. Cambridge, 1987. P. 29–31; Kerckhovet D. de. What Makes the Classics Classic in Science? // Bulletin of the American Society for Information Science. 1992. № 18. P. 13–14; MacMulliriy E. Scientific Classics and Their Fate // PSA: Proceedings of the Biannual Meeting of the Philosophy of Science Association. 1994. Vol. 2. P. 266–274; Hartog F. The Double Fate of the Classics // Critical Inquiry. 2009. Vol. 35. № 4. P. 964–979.

Так, И. М. Савельева и А. В. Полетаев, пытаясь определить понятийные контуры «классики», пишут: «Классикой оказывается та часть прошлых достижений культуры, которая сохраняет свою актуальность в настоящем и продолжает существовать и оставаться востребованной наряду с более поздними произведениями искусства, философскими и политическими идеями, научными концепциями и теориями» (Савельева И. М., Полетаев А. В. Классическое наследие. С. 20).

Там же. С. 26.

Эти практики (и даже те, которые непосредственно граничили с политической сферой), исток которых обнаруживается в «ленинских» 1920‑х, продолжали оставаться весьма разнообразными и в сталинскую эпоху. Подробнее см.: Stalin Era Intellectuals: Culture and Stalinism. London; New York, 2023. См. также: Цыганов Д. М. Опрощение сталинизма: Эстетические и политические смыслы советской культуры 1920–1950‑х гг. // Новое литературное обозрение. 2023. № 4 (182). С. 350–359.

Перечень специальных исследований, посвященных функционированию исторической науки в сталинскую эпоху, см. в соответствующем разделе списка литературы.

Впервые опубл. в изложении в: Правда. 1972. № 25 (19533). 25 января. С. 1.

Цит. по: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1986. Т. 12. С. 173.

Цит. по: Там же.

Устинов Д. В. Научные концепции Г. А. Гуковского в контексте русской истории и культуры XX века // Новое литературное обозрение. 1998. № 1 (29). С. 73.

Именно с этим связано появление работ, опровергающих научный потенциал той или иной методологической рамки. В этом направлении были созданы, например, статьи-«манифесты» «Памятник научной ошибке» (опубл.: Литературная газета. 1930. № 4 (41). 27 января) В. Б. Шкловского, «М. М. Бахтин в русской культуре XX века» (опубл.: Вторичные моделирующие системы. Тарту: ТГУ, 1979) и доклад «История литературы как творчество и исследование: Случай Бахтина» (опубл.: Материалы Международной научной конференции «Русская литература ХХ–XXI веков: Проблемы теории и методологии изучения», 10–11 ноября 2004 г. М.: Изд-во МГУ, 2004) М. Л. Гаспарова, «Расставаясь со структурализмом (тезисы для дискуссии)» (в соавт. с А. Тимберлейком; опубл.: Вопросы языкознания. 1997. № 3) и «Московско-тартуская семиотика: Ее достижения и ее ограничения» (опубл.: Новое литературное обозрение. 2004. № 4 (98)) В. М. Живова, «О кризисе академического пушкиноведения и подметках великих пушкинистов» (опубл.: Пушкин, Достоевский и другие (Вопросы текстологии, материалы к комментариям): Сб. статей. СПб.: Академический проект, 2003) В. Д. Рака.

На сегодняшний день не представляется возможным даже подсчет работ, в основу которых положены, например, идеи В. Н. Топорова о так называемом Петербургском тексте русской литературы или М. М. Бахтина о формах времени и хронотопа в романе. Идеи эти перелицовываются, извращаются, становятся предметами различных методологических и идеологических спекуляций: число исследований, посвященных всевозможным «локальным текстам» – от Крымского до Пермского, растет в геометрической прогрессии, а «хронотоп» отыскивают в текстах любых жанров и эпох – от оды до лирической драмы.

Едва ли не самым значимым следствием этой ревизии стало появление в 1960–1990‑е множества библиографических справочников и указателей, содержавших информацию о вышедших в (до)советское время литературоведческих и литературно-критических текстах. См., например: Советское литературоведение и критика. Русская советская литература. Общие работы, 1917–1973: Библиографический указатель: В 4 ч. М., 1965–1979; История русской литературы конца XIX – начала XX в.: Библиографический указатель. М.; Л., 1968; История русской литературы XIX – начала XX века: Библиографический указатель. Общая часть. СПб., 1993; Советское литературоведение и критика. Теория литературы, 1917–1967: Библиографический указатель: В 4 ч. М., 1989; Советское литературоведение и критика, 1917–1925: Библиографический указатель: В 3 ч. New York, 1994. См. также: Зарубежное литературоведение и критика о русской классической литературе. М., 1978; Социалистический реализм в зарубежном литературоведении. М., 1979.

Еще в самом начале 2000‑х М. Л. Гаспаров в заметке «К обмену мнений о перспективах литературоведения» (опубл.: Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50)) писал: «Я оптимистически надеюсь, что главным событием в нашей науке будет размежевание науки и критики (или, если угодно, публицистики): науки, которая описывает и систематизирует явления и процессы, и критики, которая делит их на хорошие и нехорошие» (Гаспаров М. Л. К обмену мнений о перспективах литературоведения // Новое литературное обозрение. 2001. № 4 (50). С. 324).

Множество исследований общего характера (к настоящему моменту методологически устаревших) появилось еще в советское время; их перечень см. в соответствующем разделе списка литературы.

См., например, четвертую главу «Литературные теории 1920‑х годов: Четыре направления и один практикум» (с. 207–247), шестую главу «Советские литературные теории 1930‑х годов: В поисках границ современности» (с. 280–334), двенадцатую главу «Открытия и прорывы советской теории литературы в послесталинскую эпоху» (с. 571–607), а также пятнадцатую главу «Литературная теория и возрождение академизма в постсоветской России» (с. 723–760).

Во вступительном разделе к тому Добренко пишет: «В настоящей книге понятие „литературная критика“ покрывает <…> как журнальную критику, так и литературоведение (историю и теорию литературы). Критика рассматривается здесь, прежде всего, как социально-культурная институция <…>, которая превратилась в важнейший элемент становящейся в России XIX века „публичной сферы“» (История русской литературной критики: Советская и постсоветская эпохи / Под ред. Е. А. Добренко и Г. Тиханова. М., 2011. С. 6).

История русской литературной критики. С. 32. Курсив наш.

Там же. С. 33.

К их числу принадлежали академик АН СССР, президент (1970–1986) Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы М. Б. Храпченко, директор (1968–1974) ИМЛИ Б. Л. Сучков, заведующий Отделом советской литературы (1941–1970) ИМЛИ Л. И. Тимофеев, заместитель директора ИМЛИ по науке (1972–1975) А. Л. Дымшиц, заведующий кафедрой истории советской литературы (1952–1985) филологического факультета МГУ А. И. Метченко, заведующий кафедрой советской литературы (1962–1972) ЛГУ П. С. Выходцев, заведующий кафедрой советской литературы (1974–1988) ЛГУ Л. Ф. Ершов, главный редактор (1959–1978) журнала «Вопросы литературы» В. М. Озеров, член-корреспондент АН СССР В. В. Новиков, а также заведующий сектором ПСС М. Горького в ИМЛИ (1965–1988) А. И. Овчаренко и ряд других титулованных спекулянтов от науки.

См.: Сегал Д. М. Пути и вехи: Русское литературоведение в двадцатом веке. М., 2011.

См.: Там же. С. 5–41.

См.: Сегал Д. М. Пути и вехи. С. 83–131.

См.: Там же. С. 91–206.

См.: Там же. С. 207–278.

См.: Хализев В. Е., Холиков А. А., Никандрова О. В. Русское академическое литературоведение: История и методология (1900–1960‑е годы): Учебное пособие. М.; СПб., 2015 (2‑е изд., испр. и доп. – М.; СПб., 2017).

Там же. С. 7.

Там же. С. 6.

См.: Русские литературоведы XX века: Биобиблиографический словарь. М.; СПб., 2017. Т. 1. См. также: Русские литературоведы XX века: Проспект словаря. М., 2010.

Русские литературоведы XX века. С. 134–136.

Там же. С. 190–194.

Там же. С. 192.

Там же. С. 273–276.

Там же. С. 273. Отметим, что такая утрирующая периодизация все же видится куда более адекватной, чем та, которую предложил В. М. Маркович в статье 2002 года; ср.: «Исследовательская деятельность Г. А. Гуковского отчетливо разделяется на два этапа. В 1920‑е и на протяжении большой части 1930‑х гг. внимание исследователя сосредоточено в основном на изучении литературы XVIII столетия (исключения из этого правила есть, но их не так уж много). А в конце 1930‑х и в 1940‑е гг. предпринимается попытка осмыслить сразу весь дальнейший ход русского литературного процесса – от начала XIX до середины ХХ в.» (Маркович В. М. Концепция «стадиальности литературного развития» в работах Г. А. Гуковского 1940‑х годов // Новое литературное обозрение. 2002. № 3 (55). С. 77).

См.: Tihanov G. The Birth and the Death of Literary Theory: Regimes of Relevance in Russia and Beyond. Stanford, CA, 2019. См. также: Бабак Г. Хроника необъявленной смерти // Новое литературное обозрение. 2020. № 2 (162). С. 357–366; Emerson C. Literary Theory: During its Lifetime and Sub Specie Aeternitatis // The Russian Review. 2020. Vol. 97. № 2. P. 316–318 (на рус. яз. – Новое литературное обозрение. 2021. № 1 (167). С. 91–94), а также раздел «Книга как событие» в: Новое литературное обозрение. 2021. № 1 (167).

В этом отношении показательно утверждение, высказанное С. С. Аверинцевым в энциклопедической статье «Филология» и косвенно опровергнутое Тихановым в обсуждаемой книге: «Ограничив себя текстом, сосредоточившись на нем, создавая к нему служебный „комментарий“ <…>, Ф<илология> лишь ценой такого самоограничения обретает право и обязанность последовательно вбирать в свой кругозор „всю ширину и глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного“ <…>. Итак, внутр<енняя> структура Ф<илологии> с самого начала оказывается двуполярной. На одном полюсе – скромнейшая служба „при“ тексте, беседа с ним наедине, пристальная „согбенность“ над текстом, рассматривание текста с самой близкой дистанции, не допускающее отхода от его конкретности; на другом полюсе – универсальность, пределы к<ото>рой невозможно установить заранее» (Аверинцев С. С. Филология // Краткая литературная энциклопедия. М., 1972. Т. 7. Стб. 973–974).

Отметим, что выводы Тиханова относительно бахтинской трактовки «классического» во многом уточняют и дополняют ценные положения его книги 2000 года (см.: Tihanov G. The Master and the Slave: Lukács, Bakhtin, and the Ideas of Their Time. New York, 2000). Промежуточные итоги разысканий Тиханова в области культурфилософских построений Бахтина см. в: История русской литературной критики: Советская и постсоветская эпохи. С. 307–312.

Подробнее см. также: Tihanov G. Why did Modern Literary Theory Originate in Central and Eastern Europe? (And Why Is It Now Dead?) // Common Knowledge. 2004. Vol. 10. № 1. С. 61–81.

Среди внушительного числа общетеоретических работ, посвященных проблеме классики в культуре, упомянем следующие: Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея «классики» и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом: Сб. обзоров и рефератов. М., 1983. С. 40–82; Дубин Б. В. 1) Классическое, элитарное, массовое: Начала дифференциации и механизмы внутренней динамики в системе литературы // Новое литературное обозрение. 2002. № 5 (57). С. 6–23; 2) Классик – звезда – модное имя – культовая фигура: О стратегиях легитимации культурного авторитета // Синий диван. 2006. № 8. С. 100–110; 3) Классика, после и вместо: О границах и формах культурного авторитета // Классика и классики в социальном и гуманитарном познании. М., 2009. С. 437–451; Jauss H. R. Literarishe Tradition und gegenwartiges Bewusstsein der Modernität // Aspecte der Modernität. Göttingen, 1965. S. 150–197; Kermode J. F. The Classic: Literary Images of Permanence and Change. New York, 1975; Brooks J. Russian Nationalism and Russian Literature: The Canonization of the Classics // Nation and Ideology: Essays in honor of Wayne S. Vucinich. Boulder, 1981. P. 315–334.

Эта формула имеет примечательный идеологический контекст, оказавшийся особенно существенным и для интересующего нас исторического периода: «А Пушкин – наше все: Пушкин – представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами» (цит. по: Григорьев Ап. Собр. соч. М., 1915. Вып. 6: Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. С. 10; цитата приведена в современной орфографии; курсив автора).

Стоит отметить, что и литературоведы, и писатели стремились осмыслить свое положение в связи с провозглашенным в конце 1920‑х принципом «социального заказа». Обсуждению этого вопроса был почти целиком посвящен номер журнала «Печать и революция» (1929. № 1), где в разделе «Спор о социальном заказе» печатались статьи О. Брика, Г. Горбачева, Н. Замошкина, П. Когана, И. Нусинова, В. Переверзева, Вяч. Полонского и др. (с. 19–65), а в разделе «Писатели о социальном заказе» – материалы Ф. Гладкова, А. Караваевой, Л. Леонова, Б. Пильняка, И. Сельвинского и К. Федина (с. 65–75). Подробнее см.: Очерк истории русской советской журналистики, 1917–1932. М., 1966. С. 128; История русской литературной критики: Советская и постсоветская эпохи. С. 186–189.

См.: Friedberg M. Russian Classics in Soviet Jackets. New York; London, 1962. P. 20–41.

См.: Ibid. P. 81–147.

См.: Ibid. P. 148–166.

Томашевский Б. В. Основные этапы изучения Пушкина // Томашевский Б. В. Пушкин: В 2 кн. М.; Л., 1961. Кн. 2: Материалы к монографии (1824–1837). С. 446–447.

См.: Шомракова И. А. Формирование принципов издания русской классической литературы в Госиздате (1919–1929 гг.) // Книжное дело Петербурга – Петрограда – Ленинграда. Л., 1981. С. 111–125.

См.: Давыдова T. Е. Литературно-издательский отдел Наркомпроса и его место в истории советской книги: Дис. … канд. пед. наук. Л., 1952.

Документ опубл. в: О партийной и советской печати: Сб. документов. М., 1954. С. 174–175. Подробнее см.: История книги в СССР, 1917–1921: В 3 т. М., 1983. Т. 1. С. 108–115.

Цит. по: Блок А. А. Дневник 1918 года, [запись от 18 января] // Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1963. Т. 7. С. 320.

Подробнее об организации книгоиздания в первые пореволюционные годы см.: Издательское дело в первые годы Советской власти, 1917–1922: Сб. документов и материалов. М., 1972; История книги в СССР, 1917–1921: В 3 т. М., 1983–1986; Издание художественной литературы в РСФСР в 1919–1924 гг.: Путеводитель по Фонду Госиздата. М., 2009.

Позднее, обсуждая это положение, В. В. Ермилов напишет: «Формула эта, по своей нелепости, равносильна такой „формуле“: ребенок, чтобы родиться, должен предварительно убить своих родителей» (Ермилов В. Еще о творческих путях пролетарской литературы // На литературном посту. 1928. № 6. С. 20).

Подробнее см.: Мейлах Б. С. Судьба классического наследия в первые послеоктябрьские годы (1917–1919) // Русская литература. 1967. № 3. С. 27–42.

Некогда руководивший ГАХН П. С. Коган, характеризуя перемену в отношении к классике, во второй половине 1920‑х указывал на это упущение в творческой практике футуристов: «Сегодня этой молодежи грозит опасность удариться в дилетантизм, отбросить всякую мысль о подготовке, об учебе, об истории. И в зависимости от этого меняется подход к классикам, к литературному наследству, к вопросу о мастерстве, которое вчера еще было отодвинуто на задний план идеологией, сегодня выдвигается вперед, как очередная ударная задача» (Коган П. С. Наши литературные споры: К истории критики октябрьской эпохи. М., 1927. С. 109). Позднее схожие процессы произошли и в институционально оформленных творческих группах; ср.: «До сих пор Леф представлял собою самостоятельную поэтическую республику. Объявив себя единственно разумной династией, лефовцы высокомерно поглядывали на всех и на все. По отношению к классикам был организован своеобразный бойкот, выразившийся в явном пренебрежении к классическим формам стиха и всему тому, что отдаленно напоминает старую литературу. Лишь недавно произошел заметный сдвиг в работе Лефа. Пушкин получил признание не только де-юре, но и де-факто» (Беккер М. Хорошо ли «Хорошо» // На литературном посту. 1928. № 2. С. 25).

Подробнее о практике самокритики и ее месте в культуре сталинской эпохи см.: Цыганов Д. М. От самокритики к самоуничтожению: Реорганизация советского эстетического канона в эпоху позднего сталинизма // Новое литературное обозрение. 2022. № 4 (177). С. 135–148.

Коган П. С. Наши литературные споры. С. 34–35.

См.: Прожектор. 1923. № 12. С. 14–22.

Так, Л. С. Сосновский в статье «Первый пролетарский поэт Демьян Бедный» писал: «Современники передают, что на похоронах Некрасова один оратор поставил Некрасова на первое место после Пушкина.

– Он выше Пушкина! – выкрикнули молодые голоса из толпы слушателей.

Выше ли Пушкина Некрасов, как поэт, – дело другое. Но одно несомненно: Некрасов потрясал души своих молодых читателей, особенно разночинцев, и зажигал их таким огнем, какого не могла зажечь величавая поэзия Пушкина» (Сосновский Л. Первый пролетарский поэт Демьян Бедный // На посту. 1923. № 1. Стб. 122). Противопоставляя Пушкина Некрасову, Сосновский писал о наметившемся сломе в понимании «классичности» как эстетического критерия: в 1920‑е рецептивный потенциал появлявшегося тогда «эмансипированного» (до некоторой степени) читателя стал одним из главных факторов складывания статусных иерархий.

Воронский А. К. О хлесткой фразе и классиках (К вопросу о наших литературных разногласиях). С. [14].

Там же. С. 15–16. Курсив наш.

Воронский А. К. О хлесткой фразе и классиках. С. 16.

Там же. С. 18.

В критике 1920‑х подробно обсуждался вопрос о месте «попутчиков» на литературной карте; из наиболее заметных работ см., например: Соколов А. Нужно ли в пролетарских журналах печатать попутчиков? // Октябрь. 1924. № 4. С. 177–179; Шкловский В. Светила, вращающиеся вокруг спутников, или Попутчики и их тени // Журналист. 1924. № 13. С. 20–21; Лелевич Г. Голос из ямы // Журналист. 1924. № 13. С. 21–22; Арватов Б. Пролет-писатели и так наз. «попутчики» // Жизнь искусства. 1925. № 37. С. 2–3; Оксенов И. Что такое «попутчик»? // Жизнь искусства. 1926. № 29. С. 3; Зелинский К. Писатель сопролетарский или попутчик // Читатель и писатель. 1928. № 49. С. 2; Ольховый Б. 1) О попутничестве и попутчиках // Печать и революция. 1929. № 5. С. 3–18; № 6. С. 3–22; 2) Еще раз о литературном попутничестве // Печать и революция. 1929. № 8. С. 12–28; Кор Б. Не попутчик, а союзник или враг // На литературном посту. 1931. № 2. С. 30–40; Селивановский А. Попутничество и союзничество // ЛОКАФ. 1931. № 9. С. 99–115; Павленко П. Вырасти в пролетарского художника // ЛОКАФ. 1931. № 10. С. 131–135. См. также опубликованные стенограммы выступлений пролеткритиков и писателей по вопросу о литературной работе «попутчиков»: Дискуссия о перестройке писателей-попутчиков // На литературном посту. 1931. № 26. С. 7–48.

Родов С. Под обстрелом // На посту. 1923. № 2–3. Стб. 27. Все выделения здесь и далее принадлежат авторам. – Д. Ц. Отметим, что двумя годами позднее А. В. Луначарский в общем виде повторит сформулированный Родовым упрек «декадентствующей литературе»; ср.: «Мы должны помнить, что ближайшими предшественниками этой литературы по времени являлись разные декадентствующие, формально изысканные, но внутренне пустые или манерничающие литературные школы. У последышей русской буржуазной интеллигенции вряд ли можно чему путному научиться. Наоборот, горные вершины народнического искусства и искусства дворянского остаются во многом и сейчас для нас живыми и поучительными» (цит. по: Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т. М., 1967. Т. 7. С. [437]). Позднее вышеприведенный фрагмент из статьи Родова почти дословно воспроизведет П. С. Коган, формулируя критическое «кредо» напостовцев (см.: Коган П. С. Наши литературные споры. С. 42). См. также: Гроссман-Рощин И. Тезисы об упадочности в художественной литературе // На литературном посту. 1927. № 1. С. 4–8.

Тот же принцип описания литературной ситуации пореволюционного десятилетия лег в основу первых обобщающих работ, претендовавших на объективизм в оценках (см., например: Евгеньев-Максимов В. Е. Очерк истории новейшей русской литературы: Этюды и характеристики. М.; Л., 1925. С. 191–249; Майзель М. Г. Краткий очерк современной русской литературы. М.; Л., 1931).

Лелевич Г. Партийная политика в искусстве // На посту. 1923. № 4. Стб. 41–42.

Цит. по: Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. С. 432–433. О роли Луначарского в реализации раннесоветской культурной политики см.: O’Connor T. E. The Politics of Soviet Culture Anatolii Lunacharskii. Ann Arbor; Michigan, 1983 (на рус. яз. – О’Коннор Т. Э. Анатолий Луначарский и советская политика в области культуры. М., 1992).

В одной из позднейших статей «Мысли о мастере» Луначарский напишет: «Счастливейшая эпоха – это та, когда подмастерья в искусстве творят почти как мастера. Такую эпоху приходится признавать классической. На почве такой высокой средней литературы всегда появляется целый ряд гениев» (Луначарский А. В. Мысли о мастере // Литературная газета. 1933. № 27 (255). 11 июня. С. 3).

Об этом Луначарский написал в статье «Классовая борьба в искусстве» (опубл.: Искусство. 1929. № 1–2).

См.: Московская Д. С. Пролетарская литература как проект // Новое литературное обозрение. 2021. № 5 (171). С. 80–93.

В 1920–1930‑е эта проблема в ее применении к «новой» культуре обсуждалась очень взволнованно; см., например: Виппер Б. Р. Искусство без качества // Среди коллекционеров. 1923. № 1–2. С. 7–14; Маяковский В. В. Как делать стихи? М., 1927; Шкловский В. Техника писательского ремесла. М., 1929; Жирмунский В. М. Как не надо писать стихи // Литературная учеба. 1930. № 4. С. 96–110; Горький М. Беседы о ремесле // Литературная учеба. 1930. № 6. С. 21–32; 1931. № 7. С. 9–21; № 9. С. 3–27; Авербах Л. За художественное качество // На литературном посту. 1931. № 6. С. 1–9; Фадеев А. За хорошее качество, за мастерство! // Литературный критик. 1934. № 4. С. 39–47.

Цит. по: Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. С. 434.

Цит. по: Там же. С. 435. Курсив наш.

Цит. по: Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. С. 436. Курсив наш.

Эта идея вызывала закономерное сопротивление со стороны теоретиков, близких к кругам авангардистов. Так, В. Б. Шкловский в фельетоне «Что нас носит?» (опубл.: Вечерняя Москва. 1925. № 266. 21 ноября) писал: «Современный писатель – не ученик русских классиков. Классики от классиков не происходят» (цит. по: Шкловский В. Б. Гамбургский счет: Статьи – воспоминания – эссе (1914–1933). М., 1990. С. 295).

Словохотов Л. А. О классиках русской литературы. Саратов, 1927. С. 70. Курсив наш.

Так, в первом номере «На литературном посту» за 1926 год был помещен небольшой материал «Новое о классиках», в котором содержалась информация о новых изданиях, посвященных творчеству Пушкина, Толстого и Франса. Позднее функции информирования были возложены на библиографические и смежные новостные отделы литературных журналов.

Стенограмма Всероссийской конференции пролетарских писателей, 11 января 1925 г. // ОР ИМЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Ед. хр. 48. Л. 33. Сведения, приведенные Нарбутом, подтверждаются библиотечной статистикой тех лет (по данным Винницкой центральной библиотеки): «Классики читаются взрослыми слабо. Со стороны же учащихся большой спрос на: Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Гончарова и других (по программе школ). Из сочинений Достоевского читаются: „Преступление и наказание“, „Униженные и оскорбленные“, слабее: „Бесы“ и „Идиот“. Тургенев читается исключительно учащимися школ Соцвоса, то же – Салтыков-Щедрин, Некрасов. Чехов читается охотно. Не читались ни разу: Кольцов, Мей, Фет, Державин» (Что читают // На литературном посту. 1927. № 8. С. 65).

Цит. по: Магуайр Р. Красная новь: Советская литература в 1920‑х гг. СПб., 2004. С. 165–166.

Луначарский А. В. Еще о классиках // На литературном посту. 1927. № 5–6. С. 55.

Там же. Через два года налитпостовцы раскритикуют предложенную Луначарским тактику издания классиков: «На внутренней обложке книги сказано: „Русские и мировые классики под общей редакцией А. В. Луначарского и Н. К. Пиксанова: – М. Е. Салтыков-Щедрин. Сказки. Редакция Л. П. Гроссмана. Государственное издательство. Москва – Ленинград. 1926 г.“. На самом деле не только редакция, но и предисловие и примечание сделаны Гроссманом. Из писаний этого автора ясно видно, что он абсолютно чужд всякой революции, а следовательно, и Щедрин для него – чужой человек. Именно эта чуждость заставила его взвести на Щедрина клевету, которая пошла ходить по свету. Это – обвинение Щедрина в национализме и антисемитизме. Повод к обвинению – сказка „Пропала совесть“. <…> Очевидно, что редакторы „классиков“ стали жертвою доверчивости к „спецу“» (Ольминский М. Щедрин и Ленин: Наброски // На литературном посту. 1929. № 14. С. 22).

Среди самых заметных откликов назовем следующие: Лелевич Г. Проблема большевика в художественной литературе // Жизнь искусства. 1927. № 22. С. 8; Новоселецкий Ф. К вопросу о «живом человеке» в художественной литературе // На литературном посту. 1928. № 2. С. 58–60; Рейх Б. Живой человек в трактовке классиков // На литературном посту. 1928. № 10. С. 20–25; Штейнман З. Об условном и живом человеке, рабочей демократии и некоем «третьем» // Стройка. 1929. № 4. С. 226–254; Альтман И. Из биографии «живого человека»: К вопросу о творческом методе пролетарской литературы // Литература и искусство. 1931. № 1. С. 8–22; № 2–3. С. 7–26. Н. В. Корниенко по этому поводу пишет: «Осудив и исключив из формирования стиля пролетарской литературы романтизм <…>, критика констатировала, что русская классика, у которой они теперь учатся, в изображении живого человека достигла „непреодоленных вершин“, дала „бессмертные типы“ прошлого, но насущной проблемой для пролетарской литературы становится именно „живой“ новый человек» (Корниенко Н. В. «Нэповская оттепель»: Становление института советской литературной критики. М., 2010. С. 173).

См.: Нерадов Г. Переоценка классиков // Читатель и писатель. 1928. № 3. С. 2.

Саянов В. «Долой классиков» // На литературном посту. 1927. № 9. С. 10, 13. Позднее эта статья была републикована в сборнике: Саянов В. От Классиков к Современности: Критические статьи. [Л.] 1929. С. 9–34. См. также: Ломов И. Пятилетний план беспартийного культурничества // Молодая гвардия. 1929. № 13. С. 64–68.

Корниенко Н. В. «Нэповская оттепель». С. 175.

С целью сориентировать начинающих авторов редакция «На литературном посту» начала публиковать серию очерков М. С. Ольминского «Как они работали», созданную в 1898 году. Первым опубликованным текстом был очерк о Пушкине (см.: На литературном посту. 1927. № 5–6. С. 46–53).

Классики – попутчики – пролетписатели, [редакционная] // На литературном посту. 1927. № 5–6. С. 3.

Там же. Курсив наш.

Тогда же Авербах писал: «…реализм пролетлитературы будет, конечно, существенно отличен от реализма классиков: темп переживаемой нами эпохи не может не отразиться на развитии сюжета и на всем построении произведения; <…> отличен и способ реалистического показа отдельной личности, при котором пролетлитература уделяет значительно большее внимание столкновениям общественных сил, показывая внутреннее существо человека не только при помощи анализа отдельной личности, но, главным образом, показывая личность в соприкосновении ее с социальной средой, основывая психологический анализ личности не на самодовлеющем развитии характера, а на процессе изменения характера под влиянием среды, столкновения личности со средой, взаимодействия среды и личности и т. п.» (Авербах Л. Творческие пути пролетарской литературы // На литературном посту. 1927. № 10. С. 6. Курсив наш).

Полноценное теоретическое обоснование этот тезис получил в большой полемической статье Л. Авербаха «О культурной преемственности и пролетарской культуре» (опубл.: Красная новь. 1929. № 6). Позднее Л. И. Аксельрод (Ортодокс) указывала на то, что классик, выражая в тексте идеологию собственного класса, выводит «типические», «вечные» образы: «…среди классических произведений, выражающих свою эпоху и сохраняющих в этом смысле длительное значение, существуют некоторые художественные явления весьма обобщающего характера. К таким творениям относятся, например, Дон Кихот, Гамлет и т. п. Каждое из этих произведений обусловлено <…> общим состоянием того класса, социально-психологическим выражением которого оно является, оно следовательно подсказано конкретными соотношениями классов данного времени. Но они сосредоточивают в себе такие черты, которые свойственны в той или другой степени разным революционным эпохам» (Аксельрод-Ортодокс Л. Пролетарское искусство и классики // Новый мир. 1931. № 3. С. 157–158). О той же необходимости ориентироваться на классовые смыслы писал Ермилов в статье «За боевую теоретическую перестройку» (опубл.: На литературном посту. 1932. № 3–5). Реликты этого взгляда вновь возникнут в советском идеологическом дискурсе уже после смерти Сталина (ср.: «Наследие классиков тем и замечательно, что оно выражает самосознание не только своей эпохи. Движется время, а с ним вместе по той же орбите движется и классика, в которой происходит как бы постоянный процесс обновления. <…> Шекспир и Пушкин, Гёте и Толстой обогащают читателя, но и читатель в свою очередь непрерывно обогащает творения великих художников – своим новым историческим опытом» (Машинский С. И. Классическое наследство и литературная наука // Правда. 1967. № 135 (17817). 15 мая. С. 2)).

Однако в среде пролеткритиков к тому моменту еще не установилась единая позиция по вопросу о соотношении мировоззрения и творческого метода. Так, Авербах в книге 1928 года писал: «Художественный метод писателя не может быть оторван от всего его миросозерцания в целом. Больше того, художественный метод писателя полностью и целиком подчиняется всей его идеологической установке» (Авербах Л. Л. Культурная революция и вопросы современной литературы. М.; Л., 1928. С. 67).

Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. С. 432.

См.: Наши современные писатели о классиках: [Ответы на анкету] // На литературном посту. 1927. № 5–6. С. 57–63.

Селивановский А. За единство национальных отрядов пролетарской литературы // На литературном посту. 1928. № 5. С. 35. Примечательно, что при помощи не характерных для такого контекста кавычек «классичность» в приведенном фрагменте поставлена под сомнение.

Байдильдин А. Казахская литература в «Литературной энциклопедии» // На литературном посту. 1929. № 14. С. 70.

См.: Frank S. «Critical Appropriation of Literary Heritage» and the Shaping of Soviet National Literatures: A Close Reading of the Debate in the Journal Literaturnyi kritik (The Literary Critic, 1933–36) // Slavic Review. 2022. Vol. 81. Iss. 4. P. 891–913.

Доклад В. А. Сутырина по национальному вопросу на Первом Всесоюзном съезде пролетарских писателей, 4 мая 1928 г. // ОР ИМЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Ед. хр. 282. Л. 7, 8, 9.

Пятилетний перспективный план издания классиков, 1928–1932. [М.] 1928. С. 3. Позднее этот план был запрещен к распространению, изъят из открытых библиотечных фондов и помещен в спецхран (на прилавки книжных магазинов план попасть не мог, потому как имел маркировку «бесплатно»); формальной причиной запрета было наличие в опубликованной стенограмме выступлений «врагов народа» – Раскольникова и Халатова (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Ед. хр. 319. Л. 65). Г. Тиханов убедительно пишет о том, что оформление нового эстетического канона посредством публикации текстов «должно было скрыть глубокие расколы и борьбу между непримиримо различными национальными взглядами в многонациональном и многокультурном советском обществе; оно также было направлено на стирание различий между социальными слоями: рабочие, крестьяне и интеллигенция теперь подвергались воздействию одного и того же канона, проецирующего одну и ту же шкалу ценностей» (Tihanov G. The Birth and the Death of Literary Theory. Р. 79. Перевод здесь и далее наш).

Эльсберг Ж. Ранний Горький // На литературном посту. 1928. № 17. С. 45.

См. подготовительные материалы к плану с приложением стенограммы обсуждения от 29 сентября 1928 года: РГАЛИ. Ф. 611. Оп. 1. Ед. хр. 362–364.

См.: Пятилетний перспективный план издания классиков. С. 8. К тому моменту Госиздат с 1919 года выпустил «по русским классикам – 50 авторов, 822 названия, в количестве 18,2 млн экз., из коих продано 14,4 млн и имеется на складах 3,8 млн экз. По иностранным классикам – 74 автора, 328 наименований, в количестве 2,9 млн экз., из коих продано 2,2 млн экземпляров и имеется на складах 0,6 млн экз.» (Там же. С. 41).

Ср.: «Эта серия рассчитана на самого широкого потребителя, чем и объясняется высокий средний тираж – 30 тысяч экземпляров» (Там же. С. 12).

Ср.: «Эта серия рассчитана на литературоведов, на преподавателей литературы, на вузы, на библиотеки. Но опытом установлено, что имеется значительный круг читателей и вне названных категорий. Поэтому значительное количество изданий этой серии рассчитано на распространение через подписку» (Там же. С. 11).

Ср.: «Не рассчитывая непосредственно на школу и читателя, занимающегося самообразованием, однотомники монтируются не так обильно, как „Русские и мировые классики“» (Там же).

Ср.: «Эта серия рассчитана на новую, ныне формирующуюся, советскую интеллигенцию, имеющую достаточно интереса к художественной литературе, но мало досуга и средств, чтобы приобретать и перечитывать обширные собрания сочинений классиков» (Там же. С. 9).

Очень скоро пролеткритика выступила против такого формального подхода к проблеме классики. В передовой «Классовая борьба обостряется», опубликованной в первом номере «На литературном посту» за 1929 год, утверждалось: «У нас установился кое-где пиэтет перед „именами“, преклонение перед „авторитетами“, не имеющие ничего общего с действительным уважением к подлинным мастерам художественного слова. <…> Не учитывают действительно происшедшего изменения в соотношении литературных сил и выпускают „полные собрания сочинений“, превращая в классиков тех, кого обгоняет даже литературная молодежь» (Классовая борьба обостряется, [редакционная] // На литературном посту. 1929. № 1. С. 5).

Пятилетний перспективный план издания классиков. С. 58.

Там же. С. 59.

Там же. С. 62.

Пятилетний перспективный план издания классиков. С. 60.

Авторизованную машинопись доклада Полонского см.: РГАЛИ. Ф. 1328. Оп. 3. Ед. хр. 39. Л. 1–6. Практически реализовать намеченный план едва ли получилось. Летом 1929 года О. Э. Мандельштам призывал: «Под контроль работу Гиза! Литературные организации, к пересмотру пятилетки, которая должна быть пересмотрена! Классиков мы дадим не дубовому шкафу, а рабочей интеллигенции и (этого нельзя не подчеркнуть с достаточной важностью) школе. Создадим новый тип советского издания классиков, строго-утилитарный, рассчитанный на культурный голод, а не на коллекционерство и пресыщенность» (Мандельштам О. О переводах // На литературном посту. 1929. № 13. С. 43). Однако к концу пятилетки ситуация не изменилась. Так, в письме Роллану от 20 января 1933 года Горький писал: «На рынке нет Пушкина и вообще классиков, наших и европейских, давно готовы к печати полные собрания сочинений Бальзака, Гёте, Флобера, Толстого и т. п., а печатать их – не на чем. Вторая пятилетка должна устранить этот дефект, задерживающий интеллектуальный рост масс» (оригинал письма см.: АГ ИМЛИ. ПГ-ин-60-6-163. Цит. по: Горький М. Полн. собр. соч. Письма: В 24 т. М., 2019. Т. 21. С. 297).

Авербах Л. Л. Культурная революция и вопросы современной литературы. С. 76, 78. Против такой безапелляционной апроприации «классики» выступили многие критики марксистской ориентации (см., например: Горбачев Г. Е. О самозваных душеприказчиках «культурного наследства»: Налитпостовцы и «учеба у классиков» // Горбачев Г. Е. Полемика. М.; Л., 1931. С. 138–149).

Рейх Б. О классиках // На литературном посту. 1928. № 8. С. 36.

Неслучайно Ермилов, указывая на подлинный смысл лозунга «учебы у классиков», позднее провозглашал: «Учитесь у кого угодно, но учитесь так, чтобы находить у данного писателя то, что поможет созданию диалектико-материалистического творческого метода, – вот основное, что говорим мы пролетарским писателям в вопросе об использовании наследства» (цит. по: Творческая дискуссия в РАППе: Сб. стенограмм и материалов III Областной конференции ЛАПП, 15–21 мая 1930 г. [Л.] 1930. С. 174; позднее текст выступления Ермилова вышел отдельной брошюрой: Ермилов В. В. Наши творческие разногласия: Доклад и заключительное слово по докладу на 3‑й Ленинградской областной конференции пролетарских писателей. М., 1930).

См. хотя бы: Фадеев А. А. За художника материалиста-диалектика: [Речь на Ленинградской конференции пролетарских писателей в мае 1930 г.] // Октябрь. 1930. № 7. С. 187–194; Либединский Ю. Овладеть диалектико-материалистическим методом // Стройка. 1931. № 29–30. С. 7–9.

Рейх Б. О классиках. С. 38.

Там же. С. 40.

Перцов В. Культ предков и современность // Новый Леф. 1928. № 1. С. 17.

Чужак Н. Опыт уч<е>бы на классике // Новый Леф. 1928. № 7. С. 10. В архивном фонде Чужака сохранился автограф этой статьи; см.: РГАЛИ. Ф. 340. Оп. 1. Ед. хр. 17. Еще один пример язвительного протеста против горьковского «учительства» см.: Шкловский В. Горький как рецензент // Новый Леф. 1928. № 9. С. 42–44.

См.: Малахов С. Против троцкизма и меньшевизма в литературоведении. Л.; М., 1932. С. 3–51.

Цит. по: Против беспринципности и политиканства: Стенограмма выступления тов. Киршона на Ленинградской конференции пролетписателей // На литературном посту. 1930. № 11. С. 12.

Жаров А. О поэзии // На литературном посту. 1928. № 20–21. С. 69. Немногим позже эта точка зрения получит развитие в построениях Д. А. Горбова; ср.: «У классиков (да и не у них одних) нужно учиться прежде всего внутреннему подходу к искусству, как к особому виду общественного бытия. У них нужно учиться воле и уменью итти на поиски Галатеи. У классиков и у других художников, даже у тех, которых мы величаем упадочными, часто очень плохо разбираясь в смысле этого слова, мы найдем не одну формулу, раскрывающую этот внутренний процесс претворения действительности, как материала, в действительность эстетическую, идеальную» (Горбов Д. Поиски Галатеи: Ст. о литературе. М., 1929. С. 27).

Михайлов А. О литературном наследии и уч<е>бе у «классиков» // На литературном посту. 1929. № 17. С. 16.

Там же. С. 18.

Там же. С. 19. Курсив наш.

Там же. С. 19–20.

Следствием этого стало, например, то, что в номерах журнала «На литературном посту» за 1931 год первое содержательное развернутое обращение к проблеме классики относится лишь к ноябрю (см.: За дружескую совместную работу с Комсомолом: От фракции секретариатов РАПП и ВОАПП // На литературном посту. 1931. № 30–31. С. 5–6), тогда как со страниц в последующих номерах эта проблема вновь исчезает. А в №№ 1, 2, 17, 27, 28 и 34 даже не встречаются слова «классика» и «классическое». Несколько более оживленное, но по-прежнему бессодержательное обсуждение проходило в 1931 году на страницах журнала «РАПП» (с ноября 1931 года – «Пролетарская литература»).

Цит. по: Горький М. О литературе, [1930] // Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1953. Т. 25. С. 261. Эта статья также была напечатана в № 3 журнала «На литературном посту» за 1931 год.

Перцов В. Писатель на производстве // На литературном посту. 1930. № 23–24. С. 16.

Стенограмма Второго пленума Правления РАПП. Утреннее заседание, 4 декабря 1931 г. // ОР ИМЛИ. Ф. 40. Оп. 1. Ед. хр. 92. Л. 244.

Подробнее об истории журнала и его роли в советском литературном производстве см.: Очерки истории русской советской журналистики, 1933–1945. М., 1968. С. 170–199; Вьюгин В. Ю. 1) Научить соцреализму? О первом номере «Литературной учебы» // Вьюгин В. Ю. Политика поэтики: Очерки из истории советской литературы. СПб., 2014. С. 120–161; 2) Читатель «Литературной учебы»: Социальный портрет в письмах (1930–1934) // Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде. По архивным материалам: Сб. статей. М., 2014. С. 418–466.

См. рукописный план серии, подготовленный Н. Л. Бродским: РГАЛИ. Ф. 597. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 1–2. В ходе реализации проекта вышли следующие работы: Вересаев В. В. Как работал Гоголь. М., 1932 (2‑е изд. – М., 1934); Ашукин Н. С. Как работал Некрасов. М., 1933; Горнфельд А. Г. Как работали Гёте, Шиллер и Гейне. М., 1933; Дурылин С. Н. Как работал Лермонтов. М., 1934; далее – в издательстве «Советский писатель»: Гудзий Н. К. Как работал Л. Толстой. М., 1936; Грифцов Б. А. Как работал Бальзак. М., 1937; Тренин В. В. В мастерской стиха Маяковского. М., 1937; Чулков Г. И. Как работал Достоевский. М., 1939. Однако так и не вышла в свет книга С. М. Бонди «Как работал Пушкин», писавшаяся в первой половине 1930‑х.

Обзор магистральных линий в советской литературной науке первых пореволюционных лет см.: Поспелов Г. Н. О методах литературной науки // Красная новь. 1925. № 9. С. 250–258; Сакулин П. Н. К итогам русского литературоведения за десять лет // Литература и марксизм: Журнал истории и теории литературы. 1928. № 1. С. 151–174.

Лелевич Г. Отказываемся ли мы от наследства? // На посту. 1923. № 2–3. Стб. 49–50.

Там же. Стб. 55–56.

Подробнее см.: Вдовин А. В. Понятие «русские классики» в критике 1830–50‑х гг. // Пушкинские чтения в Тарту: Пушкинская эпоха и русский литературный канон: В 2 ч. Тарту, 2012. Ч. 1. С. 40–56. Свидетельством этой парадоксальной зацикленности литературоведческого знания на оценках литературных критиков и публицистов-идеологов стала книга И. Н. Розанова «Литературные репутации» (М.: Никитинские субботники, 1928), выразившая авторский скепсис по отношению к неупорядоченным, почти произвольным стратегиям «канонизации классиков» (ср. одноименную главу в упомянутой книге (с. 114–146)). Также ср. тезис из речи Ф. И. Панферова на диспуте о «Брусках» в клубе Федерации 18 сентября 1930 года: «Наша критика, в большей степени чем литература, находится в плену у классиков» (Панферов Ф. О крысиной любви и о прочем // На литературном посту. 1930. № 19. С. 18). Стоит также учитывать и ключевые положения лекции Луначарского «Литература шестидесятых годов» (опубл.: Литературный критик. 1936. № 2), прочитанной в середине 1920‑х. «Я утверждаю, – настаивал Луначарский, – что никакие русские писатели не близки так к нашим воззрениям, к действительным воззрениям пролетариата, как Белинский, Чернышевский и Добролюбов» (цит. по: Луначарский А. В. Классики русской литературы. М., 1937. С. 209).

Ср., например: Лаврецкий А. 1) Историко-литературная концепция Белинского // Литературный критик. 1935. № 7. С. 47–73; 2) Белинский в борьбе за реалистическое искусство // Литературный критик. 1936. № 6. С. 129–163; 3) Пушкин в оценке Белинского // Литературный критик. 1937. № 1. С. 195–206; Македонов А. Реализм и романтизм в эстетике Белинского // Литературный критик. 1935. № 10. С. 3–33.

Ср., например: Лаврецкий А. Проблема реализма в критике Добролюбова // Литературный критик. 1936. № 2. С. 52–73; Жданов В. Историко-литературные взгляды Добролюбова // Там же. С. 74–96; Коган Л. К вопросу о формировании мировоззрения Добролюбова // Литературный критик. 1938. № 9–10. С. 273–292.

Ср., например: Лифшиц М. Философские взгляды Чернышевского // Литературный критик. 1939. № 10–11. С. 47–53; Лаврецкий А. Чернышевский – критик // Там же. С. 63–88.

С этим же, как представляется, был связан новый виток интереса к теоретическому наследию А. Н. Веселовского среди молодого поколения литературоведов.

Цит. по: Шкловский В. Б. Гамбургский счет. С. 81.

Подробнее см.: Günther H. Litearische Evolution und Literaturgeschichte: Zum Beitrag des russischen Formalismus // Der Diskurs der Literatur- und Sprachhistorie. Wissenschaftsgeschichte als Innovationsvorgabe. Frankfurt a. M., 1983. S. 265–279.

Цит. по: Жирмунский В. М. Вопросы теории литературы: Статьи 1916–1926 годов. Л., 1928. С. 175.

Оппозиция «классическое» vs «романтическое» стала общим местом окололитературной публицистики с начала 1810‑х годов (одной из первых эту оппозицию теоретически осмыслила Жермена де Сталь в трактате «О Германии» (1810)), что было прямо связано с расширением семантического «репертуара» слова «классический» (подробнее см.: Будагов Р. А. Из истории семантики прилагательного «классический» // XVIII век: Сб. статей и материалов. Л., 1966. Сб. 7. С. 443–448).

Цит. по: Жирмунский В. М. Вопросы теории литературы. С. 176–177. Важно и то, что в более поздних работах Жирмунский последовательно разделял случаи закавыченного и незакавыченного (специального) словоупотребления: в первом случае речь шла о слове «классик» как об идеологизированной оценке, а во втором – как об указании на принадлежность писателя или поэта к классицистической тенденции в искусстве.

См.: Там же. С. 177.

Ср.: «Формальный подход к художественному стилю в лучшем случае приведет к такой общей и пустой схеме, как различение „классического“ и „романтического“ стилевых типов. (И то следует заметить, что, конечно, не формальный, скрупулезный анализ художественных произведений приводит Жирмунского к противопоставлению этих двух стилей, а скорей априорные философские соображения <…>)» (Прозоров А. Формальные проблемы или формальный метод // На литературном посту. 1928. № 23. С. 11).

Тынянов писал: «Подходя с готовыми критериями „классицизма“ и „романтизма“ к явлениям тогдашней русской литературы, мы прилагаем к многообразным и сложным явлениям неопределенный ключ, и в результате возникает растерянность, жажда свести многообразное явление хоть к каким-нибудь, хоть к кажущимся простоте и единству» (цит. по: Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы. [Л.] 1929. С. 128). Отметим, что позднее, уже в самом конце 1960‑х, В. В. Виноградов оценивал именно эту идею Тынянова как наиболее продуктивную в деле переопределения характера «литературной борьбы» 1820‑х годов (см.: Виноградов В. В. О трудах Ю. Н. Тынянова по истории русской литературы первой половины XIX в. // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968. С. 6–7).

Примечательно, что Жирмунский откликнулся на появление этой работы Шкловского; см.: Жирмунский В. М. Шкловский «Розанов» и «Тристрам Шенди Стерна и теория романа» // Начала: Журнал истории литературы и истории общественности. 1921. № 1. С. 216–219.

Цит. по: Шкловский В. Б. Гамбургский счет. С. 120–121.

Шкловский, будучи открытым противником идеи принудительного внедрения канона, неслучайно выступал с критикой горьковского издательского проекта. Так, в «Сентиментальном путешествии» (М.; Берлин: Геликонъ, 1923) он писал: «„Всемирная литература“. Не надо, чтобы русский писатель писал что хочет, надо, чтобы он переводил классиков, всех классиков, чтобы все переводили и чтобы все читали. Прочтут все и всё, всё узнают. Не надо сотни издательств, нужно одно – Гржебина. И каталог издательства на сто лет, сто печатных листов каталога на английском, французском, индокитайском и санскритском языках. И все литераторы, и все писатели по рубрикам, под наблюдением самого С. Ольденбурга и Александра Бенуа, запомнят схемы, и родятся шкапы книг, и всякий прочтет все шкапы, и будет всё знать» (цит. по: Там же. С. 161).

Через 15 лет, в 1936 году, Жирмунский в программной статье «Сравнительное литературоведение и проблема литературных влияний» (опубл.: Известия АН СССР. Отд. общ. наук. 1936. Вып. 3) выступит с критикой такого субъективистского подхода (хотя и без упоминания Шкловского) к вопросу о литературных влияниях: «Всякое влияние закономерно и социально обусловлено, причем эта обусловленность определяется имманентной закономерностью развития данного общества и данной литературы, как общественной (классовой) идеологии, совпадающей с общими закономерностями исторического процесса. Иными словами, чтобы влияние стало возможным, необходимо, чтобы возникла потребность в идеологическом импорте, чтобы аналогичные более или менее оформленные тенденции наличествовали в данной стране, у идеологов данного общественного класса»; и далее: «Некоторая неосторожность по отношению к „влияниям“ наблюдается и в советском литературоведении, как к теме, привычно связанной с формалистическим сопоставлением литературных фактов в отрыве от их социальной значимости. Против такой трактовки проблемы влияния в работах формалистического направления (в частности и в моей книге „Байрон и Пушкин“, 1924) следует прежде всего возразить, что всякий факт литературного взаимодействия есть факт идеологический и следовательно – социально значимый» (Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение и проблема литературных влияний // Известия АН СССР. Отд. общ. наук. 1936. Вып. 3. С. 398, 399).

Дело в том, что статья Тынянова как бы продолжала начатые Эйхенбаумом в статье «Литература и литературный быт» (опубл.: На литературном посту. 1927. № 9) рассуждения о природе литературной эволюции – «внутренней диалектики стилей и жанров». Эйхенбаум подошел к важнейшей для контекста тех лет проблеме усложнения литературной жизни ввиду неконтролируемого расширения сообщества пишущих: «Литературная эволюция, еще недавно так резко выступавшая в динамике форм и стилей, как бы прервалась, остановилась. Литературная борьба потеряла свой прежний специфический характер <…>. Каждый писатель пишет как будто за себя, а литературные группировки, если они и есть, образуются по каким-то „внелитературным“ признакам – по признакам, которые можно назвать литературно-бытовыми. Вместе с тем вопросы технологии явно уступили место другим, в центре которых стоит проблема самой литературной профессии, самого „дела литературы“. Вопрос о том, „как писать“, сменился или, по крайней мере, осложнился другим – „как быть писателем“. Иначе говоря, проблема литературы как таковой заслонилась проблемой писателя» (цит. по: Эйхенбаум Б. М. О литературе. М., 1987. С. 429–430). Подробнее о специфике «литературного быта» как аналитической категории, ставшей одной из важнейших для позднеформалистской литературной теории, см.: Зенкин С. Н. Открытие «быта» русскими формалистами, [2000] // Зенкин С. Н. Работы о теории. М., 2012. С. 305–324; Пильщиков И. А., Устинов А. Б. Поверхностное напряжение: История культуры и концепция «литературного быта» Б. М. Эйхенбаума // Рема. Rhema. 2020. № 4. С. 9–22.

Цит. по: Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 259. Об этом же в 1927 году писал И. М. Нусинов: «Желает ли того художник или не желает, время и класс одевают ему свои очки, через которые он видит прошлое. Он не волен их снять, как не волен скованный сбросить с себя кандалы, которые надел на него тюремщик» (Нусинов И. М. Проблема исторического романа: В. Гюго и А. Франс. М.; Л., 1927. С. 13).

Цит. по: Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 259. Курсив наш. Об этом же позднее в более обобщенно-теоретизированных выражениях рассуждал в упомянутой книге И. Н. Розанов; ср.: «Каждая эпоха производит пересмотр прежних классиков и часть из них исключает из числа образцовых. Произведение, которое признавалось выдающимся, объявляется малоценным. Это вовсе не означает, однако, повышение художественной требовательности» (Розанов И. Н. Литературные репутации. С. 145).

Если в середине 1920‑х тактика Тынянова, заключавшаяся в сознательном избегании «внелитературного» контекста, не была поводом к «проработке», то уже в середине 1930‑х такая позиция стала опасной. Поэтому Жирмунский в вышеупомянутой статье «Сравнительное литературоведение и проблема литературных влияний» попросту не мог обойти то, о чем Тынянов предпочел не писать. «Всякое литературное влияние, – настаивал ученый, – связано с социальной трансформацией образца, т. е. с более или менее последовательным приспособлением его к местным особенностям общественного развития, местным потребностям класса в его социальной практике. Для историка литературы, изучающего конкретный случай литературного влияния, вопрос о чертах различия в их социальной обусловленности не менее важен, чем вопрос о сходстве» (Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение и проблема литературных влияний. С. 398). По сути, Жирмунский сознательно вторил «вульгарным» идеям пролетарски ориентированных теоретиков, отрекаясь от сугубо эстетических построений ученых-«авангардистов» (ср., например: Бобров С. Заимствования и влияния: Попытка методологизации вопроса // Печать и революция. 1922. № 8. С. 72–92).

Попытку теоретического обоснования этого интуитивно-спекулятивного понятия см.: Кормилов С. И. О соотношении «литературных рядов»: Опыт обоснования понятия // Известия РАН. Серия лит. и яз. 2001. Т. 60. № 4. С. 3–11.

Гроссман Л. П. От Пушкина до Блока: Этюды и портреты. М., 1926. С. 8.

Там же. С. 14.

Перцов В. Культ предков и современность. С. 18.

Кубиков И. Н. Классики русской литературы. М., 1930. С. [3].

Вопросы о классических авторах и механизмах складывания литературного канона в этом сборнике будут решены куда проще, чем в вышедшей десятилетием ранее книге Пиксанова «Два века русской литературы» (М.; Пг.: Госиздат, 1923; 2‑е изд., перераб. – М.: Госиздат, [1924]), которая на уровне библиографического описания включала не только персональные разделы (о творчестве Гоголя, Лермонтова, Некрасова, Достоевского, Гончарова, Толстого и Чехова), но и обзорные разделы («XVIII век», «Александровская эпоха», «Тридцатые и сороковые годы», «Пятидесятые – семидесятые годы», «Восьмидесятые – девяностые годы»), а также разделы, посвященные, например, поэтике повести первой половины XIX века или литературной историографии и методологии.

В архивном фонде Гослитиздата отложилась верстка этого сборника с обширной и весьма примечательной правкой; см.: РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 6941.

См., например: Словохотов Л. А. О классиках русской литературы. Саратов, 1927; Фатов Н. Н. Классики русской литературы: Общедоступные очерки для первоначального ознакомления. М.; Алма-Ата, 1930; Русские классики: Избранные произведения для колхозного читателей. [Горький] 1935; Классики русской драмы. Л.; М., 1940. Примечателен в этом отношении и следующий фрагмент предисловия к составленной А. Г. Цейтлиным в 1937 году «Хрестоматии по русской литературе XIX века» (М.: Учпедгиз, 1937): «Предлагаемая вниманию читателей хрестоматия имеет своею целью ознакомить <…> с малоизвестными писателями прошлого века и тем облегчить <…> построение историко-литературного курса. Ни один из классиков (Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Гончаров, Островский, Достоевский, Л. Толстой, Герцен, Чернышевский, Глеб Успенский и Чехов) не вошел в хрестоматию, ибо произведения этих писателей имеются в достаточном количестве изданий. Исключение из этого правила сделано для прозы Некрасова и ранних повестей Салтыкова-Щедрина, <…> и для Крылова» (Хрестоматии по русской литературе XIX века: Учебное пособие для высших педагогических учебных заведений. М., 1937. Ч. 1. С. [9]).

Платонов А. Пушкин и Горький // Литературный критик. 1937. № 6. С. 72.

Окончательно иерархическая последовательность классиков установится в послевоенную эпоху, когда организация эстетического канона будет окончательно увязана с процессом вызревания в литературе патриотической идеи. Тогда же переменится и хронология литературного процесса XIX столетия, который будет поделен на три этапа: первый вместит в себя литературную практику Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева и Герцена; второй – Чернышевского, Добролюбова, Некрасова, поэтов «некрасовской школы» и Салтыкова (Щедрина); третий – Толстого, Успенского, Златовратского, Каронина (Петропавловского), Мамина-Сибиряка, Чехова и Горького (см.: Еголин А. М. Освободительные и патриотические идеи русской литературы XIX века. [Л.] 1946). Позднее к «классической» эпохе будет присоединен также «предпушкинский» отрезок истории литературы с середины XVIII века – от Ломоносова до Грибоедова (см.: Классики русской литературы: Критико-биографические очерки. М.; Л., 1952).

Чешихин-Ветринский В. Классики, классический // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2 т. М.; Л., 1925. Т. 1. Стб. 359. С примером такого истолкования классического мы встречаемся, например, в статье Г. Лелевича «Владимир Маяковский (беглые заметки)»; ср.: «Гегель когда-то заметил, что классическая литература характеризуется равновесием формы и содержания, а романтическая – преобладанием содержания над формой. Опыт конца XIX и начала ХХ века позволяет добавить к этому замечанию старого диалектика, что литература декаданса характеризуется преобладанием формы над содержанием. Практика символистов, футуристов, имажинистов и других бесчисленных „истов“ дает достаточно подтверждений этого. Не избег этой печальной участи и Владимир Маяковский» (Лелевич Г. Владимир Маяковский (беглые заметки) // На посту. 1923. № 1. Стб. 144).

Ср. хотя бы в: Иоффе И. Культура и стиль: Система и принципы социологии искусств. Л., [1927]. Ср. также понимание вопроса о «наследстве классиков» и его месте в советской культуре в теоретических работах И. Л. Мацы: Маца И. Л. 1) Искусство эпохи зрелого капитализма на Западе. М., 1929; 2) Очерки по теоретическому искусствознанию. М., 1930; 3) Творческий метод и художественное наследство. М., 1933; 4) Творческие вопросы советского искусства. [М.] 1933.

Тезисы доклада Недовича с изложением последовавших прений опубл. в: Искусство как язык – языки искусства: Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920‑х годов. М., 2017. Т. 2. С. 400–401. Между тем о «классическом стиле» и его преодолении писал еще Тынянов в статье «Стиховые формы Некрасова» (опубл.: Летопись Дома литераторов. 1921. № 4).

Цит. по: Бюллетень ГАХН. 1927. № 6–7. С. 56.

Гроссман Л. П. От Пушкина до Блока. С. 12.

См., например: Храпченко М. 1) К проблеме стиля // На литературном посту. 1927. № 19. С. 22–29; 2) О смене стилей // На литературном посту. 1927. № 24. С. 18–27; 3) О некоторых итогах и перспективах в разработке проблемы стиля: По поводу книги П. Н. Сакулина «Теория литературных стилей» // На литературном посту. 1928. № 11–12. С. 53–62; Берковский Н. Стилевые проблемы пролетарской прозы // На литературном посту. 1927. № 22–23. С. 53–60; № 24. С. 11–17; Полонский Вяч. Марксизм и критика: Из литературных споров последних лет. М.; Л., 1927; Камегулов А. Понятие стиля в марксистском литературоведении (тезисные наброски) // На литературном посту. 1929. № 17. С. 6–11; Нусинов И. Вопросы стиля в пролетарской литературе // Литература и искусство. 1930. № 3–4. С. 89–103; Виноградов И. А. Борьба за стиль // Борьба за стиль: Сб. статей. Л., 1934. С. 5–49. См. также: Белая Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов. М., 1977; Скороспелова Е. Б. 1) Идейно-стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20‑х гг. М., 1979; 2) Русская советская проза 20–30‑х гг.: Судьбы романа. М., 1985.

Нусинов И. В чем об<ъ>ективный критерий художественности // Литература и марксизм: Журнал истории и теории литературы. 1931. № 1. С. 14. По мотивам этой статьи Нусинов 17 марта 1931 года прочел доклад на пленуме Литературной секции Государственной академии искусствознания (ГАИС); в прениях по докладу участвовали В. А. Дынник, П. С. Коган, В. О. Перцов и У. Р. Фохт.

Там же. С. 13.

Луначарский А. В. Очередные задачи литературоведения // Литература: Труды Института новой русской литературы АН СССР. Л., 1931. [Вып.] 1. С. 2.

Луначарский А. В. Очередные задачи литературоведения. С. 4.

Неслучайно В. В. Виноградов, работая над «Стилем Пушкина» в середине – конце 1930‑х, напишет о литературной ситуации XVIII–XIX веков: «Между автором и той действительностью – эмпирической или воображаемой, – которую он пытался отразить в своем творчестве, устанавливалась целая система литературно-стилистических „призм“, целый ряд формальных категорий художественного мышления и выражения. Возникало множество литературных „наречий“, прикрепленных к именам их наиболее ярких выразителей. Мир в такой интеллектуальной культуре воспринимался через книгу, через стиль. Действительность была окутана миражами искусства. Ощущение литературных стилей, прикрепленных к именам наиболее авторитетных или популярных писателей, и обобщенное представление об основных стилистических категориях, в свете которых воспринималось художественное творчество – не только русское, но и западноевропейское, – были широко развиты среди дворянской интеллигенции начала XIX века, воспитанной на образцах мировой литературы» (Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М., 1941. С. 482).

См.: Пушкин в мировой литературе: Сб. статей. [Л.] 1926. С. 215–286.

См.: Западный сборник. М.; Л., 1937. С. 157–186.

См.: XVIII век: Сб. статей и материалов. Л., 1983. Сб. 14. С. 3–44. При жизни Пумпянского, в 1920‑е тяготевшего к так называемому кругу Бахтина, статья не была опубликована.

См.: Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1939. [Вып.] 4–5. С. 91–124.

См.: Майзель М. Новобуржуазное течение в советской литературе. Л., 1929.

Подробнее см.: Быстрова О. В., Кутейникова А. А. О времени создания Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) // Текстологический временник: Русская литература XX века. Вопросы текстологии и источниковедения. М., 2009. С. 612–623. В состав Правления были избраны писатели (Г. А. Акимов, В. М. Алазьян, А. И. Бусыгин, И. Д. Василенко, Е. С. Добин, Бела Иллеш, Б. З. Ишемгулов, А. А. Караваева, В. П. Кин, Н. Н. Клязьминский, Ю. Н. Либединский, М. В. Лузгин, Ф. И. Панферов, М. М. Подобедов, А. С. Серафимович, В. П. Ставский, А. А. Фадеев и М. Ф. Чумандрин), поэты (А. И. Безыменский, Н. В. Васильев, А. А. Жаров, М. В. Исаковский, В. А. Макаров, Б. С. Непеин, В. М. Саянов, А. А. Сурков, А. И. Сусеев и М. В. Шестериков), драматурги (А. Н. Афиногенов и В. М. Киршон), критики (Л. Л. Авербах, С. М. Бурбуров, Б. М. Волин, Г. Б. Галиев, В. В. Ермилов, В. Ф. Залесский, А. А. Исбах, Г. М. Корабельников, И. С. Макарьев, И. С. Нович (наст. фамилия – Файнштейн), Ф. Ф. Раскольников, Дж. Сейдеметов, А. П. Селивановский, М. И. Серебрянский, К. Ю. Юков и А. И. Ярцев); также членами Правления стали Е. Е. Ефремов, И. А. Искра и И. С. Панов (см.: Список членов Правления РАПП, избранных 1‑м съездом в 1928 г. // ОР ИМЛИ. Ф. 40. Оп. 1. Ед. хр. 517. Л. [1], [3]–[5]).

[Докладная записка Коммунистической фракции ВАПП в ЦК ВКП(б) «О современном положении литературы», 20 января 1928 г.] // ОР ИМЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Ед. хр. 267. Л. 14–15.

Поворот к такой интерпретации творческого процесса наметился еще в середине 1920‑х; ср.: Якубовский Г. О производственном подходе к литературе // Октябрь. 1926. № 4. С. 148–154.

[Б. п.] Классики // Литературная энциклопедия: В 11 т. [М.] 1931. Т. 5. Стб. 271. Отметим, что, например, в статье «Классицизм в России» (Т. 5. Стб. 284–297), автором которой был Д. Д. Благой, выражение «поэт-классик» употребляется для указания на принадлежность к «литературному стилю».

Там же. Стб. 271–272. Курсив наш.

Особая роль в выработке «производственных методов» отводилась критике. Ср. фрагмент статьи А. П. Платонова с симптоматическим названием «Фабрика литературы: О коренном улучшении способов литературного творчества» (1926; беловой автограф – ОР ИМЛИ. Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 374. Л. 1–33; впервые опубл.: Октябрь. 1991. № 10): «Надо изобретать не только романы, но и методы их изготовки. Писать романы – дело писателей, изобретать новые методы их сочинения <…> – дело критиков, это их главная задача, если не единственная. <…> Критик должен стать строителем „машин“, производящих литературу, на самих же машинах будет трудиться и продуцировать художник» (цит. по: Платонов А. П. Соч. М., 2016. Т. 2. С. 363). Далее Платонов предложил собственный план «литературного предприятия»: «В центре предприятия стоит редакция <…> – коллектив литературных монтеров, собственно писателей, творящих произведения. Во главе редакции („сборочного цеха“, образно говоря) стоит критик, или бюро критиков – бюро улучшений и изобретений методов литературной работы <…>. Это бюро все время изучает процессы труда, копит и систематизирует опыт, изучает эпоху, читателя – и вносит реконструкции, улучшая качество, экономя и упрощая труд. Это – последнее высшее звено литер. предприятия – его сборочный цех. Остальные „цеха“ <…> находятся в стране, в теле жизни, это литкоры (термин не совсем подходящ – ну ладно); причем труд их должен быть разделен и дифференцирован, чем детальнее, тем лучше. Я бы сделал в СССР так» (цит. по: Там же. С. 367).

Докладную записку с решением об учреждении журнала отправили А. И. Стецкому не позднее 25 июня 1931 года. Подробнее о взаимодействии Зильберштейна с руководством РАППа см.: Московская Д. С. Из истории академической серии «Литературное наследство» (К 90-летию издания) // Studia Litterarum. 2021. Т. 6. № 4. С. 449–451.

Подробнее об истории «Литературного наследства» см.: Галушкин А. Ю. 1) Из истории редакционного архива «Литературного наследства»: К 80-летию основания издания // Отечественные архивы. 2010. № 2. С. 41–47; 2) «Литературное наследство»: Страницы истории. Из архива С. А. Макашина (К 80-летию основания издания) // Русская литература. 2011. № 2. С. 63–98; 3) К 80-летию «Литературного наследства»: С. А. Макашин. «О „Литературном наследстве“» // Текстологический временник. Русская литература XX века: Вопросы текстологии и источниковедения. М., 2012. Кн. 2. С. 963–986; Московская Д. С. 1) Из истории литературной политики XX века: «Литературное наследство» как академическая школа // Вопросы литературы. 2018. № 1. С. 296–333; 2) «И тут не только молодость, тут одержимость»: К истории «Литературного наследства» как академической школы // «В служении одному делу…»: «Литературное наследство» в воспоминаниях и переписке И. С. Зильберштейна и С. А. Макашина / Сост. А. Ю. Галушкин, М. А. Фролов. М., 2022. С. 8–28 (Библиотека «Литературного наследства». Вып. 8); Толстой И. Н. Хранители наследства: От Зильберштейна до наших дней в воспоминаниях, документах и устных рассказах. Прага, 2023. См. также: Слишком «Новое о Маяковском»: Стенограмма заседания Бюро Отделения литературы и языка АН СССР 24 февраля 1959 г. // Литературный факт. 2017. № 5. С. 288–372.

Позднее также будут выходить «пестрые» сборники «Литературного наследства» (например, т. 7–8 (М., 1933), 15 (М., 1934)), однако их появление чаще всего будет связано как с необходимостью опубликовать важные общественно-политические материалы, так и со стремлением редакции «облегчить» издательский портфель, напечатав подготовленные к публикации одиночные материалы.

Подробнее см.: Франк С. Проект многонациональной советской литературы как нормативный проект мировой литературы (с имперскими импликациями) // Имагология и компаративистика. 2019. № 11. С. 230–247; Khotimsky M. «The Treasure Trove of World Literature»: Shaping the Concept of World Literature in Post-Revolutionary Russia // World Literature in the Soviet Union / Ed. by G. Tihanov, A. Lounsbery, R. Djagalov. Boston, 2023. P. 91–117; Цыганов Д. М. Первые шаги к «всечеловеческому братству»: Эпизод из истории издания иностранной литературы в Советской России (1917–1922 годы) // Известия РАН. Серия лит. и яз. 2024. Т. 83. № 4. С. 86–101.

Его директором тогда был М. Е. Кольцов – «легендарный человек», по выражению Зильберштейна; он вспоминал, что «Литературное наследство» «обязано энергии этого человека, который сумел получить в вышестоящих инстанциях разрешение на выпуск трех первых номеров. И нам сказали: „Вот выпустите три номера, а дальше будет видно“» (цит. по: «В служении одному делу…» С. 167).

<Зильберштейн И. С.> От редакции // Литературное наследство. М., 1931. Т. 1. С. 1.

Там же.

<Зильберштейн И. С.> От редакции // Литературное наследство. М., 1931. Т. 1. С. 2.

Там же. С. 3. В конце октября 1929 года в фондах БАН, Пушкинского Дома и Археографической комиссии было обнаружено множество незарегистрированных документов, среди которых – оригиналы отречения Николая и Михаила, архив ЦК эсеров, кадетов, а также архив митрополита Стадницкого, два свертка рукописей Учредительного собрания и другие материалы (полный перечень обнаруженного см. в докладной записке Ю. П. Фигатнера от 28 октября 1929 года (опубл.: Источник. 1997. № 3. С. 110–114)). Подробнее см.: Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б) – КПСС. 1922–1991. М., 2000. Т. 1. С. 69–92; Летопись Российской Академии наук. СПб., 2007. Т. 4. С. 685–686.

Известное влияние на политизацию архивных источников оказала статья И. В. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма: Письмо в редакцию журнала „Пролетарская революция“» (опубл.: Пролетарская революция. 1931. № 6 (113)).

См.: [Письмо И. С. Зильберштейна В. В. Бушу], 4 сентября 1931 г. // РГАЛИ. Ф. 603. Оп. 1. Ед. хр. 31. Л. 3.

Цит. по: «В служении одному делу…» С. 188–189. Инициатором передачи этих писем в журнал «Пролетарская революция» был заведующий архивом Института Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б) (ИМЭЛ) Г. А. Тихомирнов, который 20 января 1932 года спросил об этом в письме В. М. Молотову (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 926. Л. 58; документ опубл. в: Большая цензура: Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. М., 2005. С. 226–227), предварительно поговорив с ним о судьбе найденных писем. 23 января Молотов поднял этот вопрос на Политбюро, где и было принято решение о передаче права публикации писем ИМЭЛ. 11 февраля Авербах и Ипполит написали Молотову записку (см.: Там же. С. 227–228), в которой сообщили о том, что сборник в изначально заявленном виде напечатан и переплетен, а на его перепечатку потребуется огромная сумма. После обсуждения этого вопроса в Секретариате ЦК вышло постановление Оргбюро «О выпуске первого сборника „Литературного наследства“» от 5 марта 1932 года (см.: Там же. С. 228–229), которое законодательно закрепило требование изъять статью из тома. Однако позднее этот же материал с незначительными изменениями и без упоминания Буша был напечатан в т. 7–8 (М., 1933. С. 181–239).