– Ты еще не сдох, аттвудовское отродье? – крикнул Сан Бом откуда-то со стороны.
Юншен бросил обойму на пол, ловко вставил новую и, отведя затвор, перезарядил пистолет.
– У тебя, наверное, много вопросов?
– Всего один! – Юншен на полусогнутых ногах осторожно приподнялся и двинулся к другому краю кухонного острова, обходя рассыпанные щепки и стекла на полу. Ключи от мотоцикла слабо позвякивали, прицепленные к шлевке пояса. – Кому продал?
Наступила тишина, которая совсем не понравилась Юншену. Он дошел до края и прицеливаясь, выглянул. Нигде не было видно Ватанабэ. Он мог скрыться в любой комнате, в которые вел небольшой коридор. Юншен хотел было встать, как увидел один камушек, катящийся по полу в его направлении. Не граната, не дымовая шашка, а простой камень.
Он остановился, будто приклеился к полу и начал подрагивать и светиться голубым. Страх охватил Юншена, когда он понял, что происходит.
– Твою ма-а-ать! – только и сказал он и тут же открыл огонь по камню, хотя прекрасно знал, что это просто щекотка для него.
Разноцветные знаки хону на теле Юншена вспыхнули голубым свечением и задвигались: лепестки срывались с красных цветков шиповника, облака превращались в грозовые тучи, становясь гуще, разряжаясь молниями и двигаясь по коже, точно по небосводу, стебли оплетали руки. Хону дало сил, пули наполнились энергией, но даже это не помогло разбить камень.
Он раздувался, прыгал на полу, будто попкорн на разогретой сковороде, пока не приобрел человекоподобную форму. Пули отскакивали от него, отбрасывая искры. А Юншен стоял, как исполин, заслонив собой вышедшего из-за угла осклабившегося Сан Бома. Форма головы, телосложение и рост – все идентично Сан Бому, все потому, что это был его хёсэ́ги[11]. Один в один Ватанабэ, только в древней одежде – хёчжо[12], подвязанное на поясе, наручи и широкие штаны, с лысой, испещренной рисунками хону головой. Этот хёсэги был вырезан будто из вулканического камня, не совсем аккуратно, местами топорно.
Юншен знал, что у мастеров манлио есть хёсэги, пусть и не у всех, но он надеялся, что у старшего сына семьи Ватанабэ, Сан Бома, его не будет.
– Кому продал, спрашиваешь? – Смеющийся голос Сан Бома врезался острыми иглами в мозг. – Появились те, кто заплатил и за кисти, и за этот сырой клинок кругленькую сумму.