Положив записку на стол, Брайан стал нервно разглаживать ее ладонями в перчатках: снова и снова. Сэм знал, что он сейчас взорвется.
– На фиг ты ее так скомкал? Сложить нормально нельзя было?!
И он-таки взорвался. Сэм хмыкнул, понимая, насколько глупой была причина. Он поправил три серьги в правом ухе: внизу небольшой крестик из черного золота и чуть выше – два черных гвоздика. Эти украшения он носил не просто так, а потому что они его защищали. По крайней мере, он на это надеялся, доверяя словам мани́ши[21], к которой часто ходил за помощью.
– Нет. – Он почесал шею, запрокидывая голову. – Так у нее меньше шансов выпасть.
– Каким на хрен образом?!
Брайан упер кулак в бумагу, которая и не думала распрямляться.
– У комка бумаги лучше сцепление с карманом.
И ведь Сэм не шутил; иногда впопыхах сунутый лист бумаги выскальзывал из кармана и терялся в сражении.
– Проверено практикой – комок держится лучше.
Брайан смотрел на Сэма как на умалишенного. Его это не обижало, напротив, забавляло.
– Ты дурак?!
Брайан скомкал бумагу и бросил в Сэма. Комок отскочил от груди и схоронился в куче пепла под креслом. Сэм не пошевелился. Он широко зевнул, прикрывая рот левой рукой, а после взъерошил влажные волосы, придавая им еще более неопрятный вид. Короткие на висках и затылке, на макушке они торчали «колючками». В отличие от массивного Брайана, Сэм был не только крепким, но и изящным, гибким. Но тоже высоким: метр восемьдесят один против метра восьмидесяти шести у Брайана. К тому же торчащие волосы добавляли росту Сэма нужные сантиметры.
– Тот маг ничего дельного больше не написал. Так что хватит истерить и…
Послышался грохот приближающейся машины. Парни подорвались и заняли места по обе стороны балконной двери, осторожно разглядывая улицу.
Поднимая столб пыли, к штрафстоянке мчал старенький «Ро́дстен» с обгоревшей на солнце краской. Возможно, когда-то она была изумрудной, но сейчас она темно-моховая, словно покрытая кракелюровой россыпью, как старинная картина. Прямоугольная решетка радиатора походила на щербатые зубы старика. Сама машина с виду была крепкой, но то, как ее колеса скакали на ухабах, говорило о плохой амортизации. Грубая, словно высеченная из камня форма корпуса смахивала на кирпич. «Родстен», пусть уже давно не выпускался в Бариде, считался неугасаемой классикой и по сей день пользовался авторитетом.