Кажется, тогда я пережила клиническую смерть.
Через пять минут выяснилось, что охранница видела, как мой ребенок потоптался в фойе, а потом вышел из школы.
Не помню, как вызвала такси. Весь путь до дома я находилась в тумане. Думала лишь о том, что себе не прощу, если с моим сыном что-нибудь случится. Я просто не смогу жить… Я думала, что как только его найду, непременно обниму и не выпущу из кольца рук никогда. Никогда!
Начальная школа, в которую ходит Семен, находится в соседнем дворе нашего жилого комплекса, и дорога до нее проходит через наш двор. Когда я увидела невредимого сына, мой страх облачился в неконтролируемую ярость.
– Ма-ам…
Открываю глаза. Сема стоит передо мной, а в его голубых, как у меня, глазах – слезы. Мое сердце сжимается.
– Прости меня… – шелестят его губки.
Я делаю глазами круг по родному, худенькому лицу.
– Помнишь, я недавно сильно болела? – сиплым голосом спрашиваю у сына. – У меня была очень высокая температура, и тебе было страшно…
Сема задумывается, а спустя секунду его личико вытягивается. Глаза испуганно распахиваются. Вспомнил.
– А теперь представь, что мне было также страшно, и прибавь миллион…
Наташа
– Я так больше не буду… – виновато бормочет Сёма.
Я надеюсь на это. На большее не способна. Я истощена досуха.
Смотрю на сына, и мой взгляд обещает, что на этом наш разговор не окончен.
Семён удрученно вздыхает. Пока мне достаточно того, что он напуган. Если мне удалось донести до него всю тяжесть последствий его поступка, то мы определенно на полпути к успеху. Остальное дома.
– Пойдем…– бесцветно говорю сыну и встаю со скамьи.
Я обессилена, но все еще помню, что нас трое.
Собрав пальцами слезы со щек, поворачиваюсь к Соколовскому.
– Английский будет. Вам назначали нового преподавателя, – сообщаю ему.
Утро понедельника началось с приятной новости. Практические занятия по английскому языку у выпускного курса «Сервис и туризм» отдали другому преподавателю. У меня остался французский. Это означало, что видеться с новым соседом-студентом предстояло в два раза меньше, и я была на седьмом небе от счастья. До сообщения от учительницы Семена.
Не дожидаюсь реакции Соколовского.
Отворачиваюсь и на ватных ногах бреду к дороге.
Мне все равно, рад он этому известию или нет. Опустошение такое глубокое, что я бы и глазом не моргнула, начнись в эту секунду землетрясение.