Решение метнуться из Москвы в Сочи было спонтанным. Проснувшись утром, Глеб быстро собрал малочисленные вещи и купил билет на ближайший рейс. Пару дней наверняка получится отдохнуть, а там видно будет… Но, к счастью, отдых затянулся, и будто кто-то включил на обогрев и море, и воздух.
Когда-то Глебу было тридцать девять лет. И когда-то он был жив… Ни в чем себе не отказывал, пропадал в ночных клубах, злоупотреблял алкоголем, получал удовольствие от общения с женщинами (конечно же, никаких обязательств), засиживался до утра за карточным столом, крутился, вертелся, выполнял поручения, по поводу которых вопросов лучше не задавать, швырял деньги на ветер и был вполне доволен жизнью. А зачем что-то менять? Когда сам себе хозяин и особо не нужно ни с кем считаться. Но в любую тьму рано или поздно попадает луч света. И на определенный момент или навсегда (это уж как повезет) открывается то, что было спрятано под плотной вуалью зла… И вот уже кто-то думает о тебе и шепчет: «Сбереги его, не меня…»
С Катюшкой Бероевой Глеб познакомился в ночном клубе, где обычно и проводил вечера. Трудно было не заметить среди сигаретного дыма и привычной развлекающейся публики юную девушку в белом летнем платье. Девушку в инвалидном кресле. Светлые волнистые волосы и большие глаза… «Люди добрые, да что ж это делается. Ангелы шляются по ночным забегаловкам!» – со смехом подумал тогда Глеб. Он не знал, что она влюбится в него. Сразу. Раз и навсегда. «Как вас зовут? Вы уходите? Спешите? Жаль…» – ее слова прозвучали просто, и в них не было ни грамма фальши.
Семнадцатилетняя девчушка с чистой душой.
Трепетная, доверчивая, ранимая, добрая.
И когда отец Катюшки предложил Глебу работу, он согласился. От таких денег не отказываются, да и почему бы не разнообразить свою жизнь? Тем более что ничего особенного делать не придется – обычные поручения и прочая ерунда.
– Я скоро умру, – однажды произнесла Катюшка. – Ты только папе не говори, что мне это известно, а то он расстроится. Хочешь, скажу правду? Я много думаю о тебе, Глеб… И знаешь, о чем я теперь прошу Небеса? Я говорю так: «Господи, сбереги его, не меня». Ты неправильно живешь, а я не хочу, чтобы ты потом мучился.
Катюшка умерла тихо, не попрощавшись, и на какой-то момент показалось, будто мир рушится, потому что в нем не осталось ничего хорошего. Вселенская боль потери, перемешанная с чувством вины, не давала дышать, говорить, есть и пить. И больше никто и никогда не посмотрит на него с такой трепетной любовью и не произнесет: