Но меня зовут не Александром.
Полагаю, вы запросто припомните еще кучу имен, которым подходит сокращенное Ал. Например, Альфонсо звучит очень даже приятно. Подошел бы и Алан, и даже Альфред, хотя наклонности работать лакеем у меня никогда не было.
Так вот, меня зовут не Альфонсо, не Алан и не Альфред. А также не Алехандро, не Элтон, не Элдрис и не Алонсо.
Меня зовут Алькатрас. Алькатрас Смедри, вот так-то. Полагаю, на тех из вас, кто живет в Свободных Королевствах, подобное имя может произвести впечатление, но я-то вырос в Тихоземье – в Соединенных Штатах. И хотя я не подозревал об окуляторах и всяком таком прочем, о том, что на свете есть тюрьмы, я все-таки знал.
Вот поэтому я и пришел к выводу, что с чувством юмора у моих предков был некоторый непорядок. Ну вот что, по-вашему, надо иметь в голове, чтобы дать имя своему ребенку по названию самой зловещей тюрьмы во всей истории Штатов?..
А в день, когда мне стукнуло тринадцать, я получил еще одно подтверждение тому, что мои родители были людьми довольно жестокими. Каким образом? В свой День рождения я получил по почте то единственное наследство, которое они мне оставили. Спросите, что это было?
Мешочек песка!
Помню, как я стоял в дверях и недоуменно хмурился, разглядывая сверток, врученный мне почтальоном. Посылка выглядела старой. Шпагат, которым она была перевязана, весь обветшал, коричневая оберточная бумага выцвела и потерлась. Я проводил глазами удалявшегося почтальона и развернул пакет. Внутри обнаружилась коробочка, а в ней – вот эта коротенькая записка.
Алькатрас!
Поздравляем с тринадцатилетием! Вот наследство, которое было тебе обещано.
С любовью,
Твои мама и папа
Под запиской и лежал тот мешочек. Совсем небольшой, величиной примерно с кулак. И песок в нем был самый обыкновенный. Буроватый береговой песок, какого всюду полно.
Понятное дело, первым долгом я посчитал все это розыгрышем. Вы бы на моем месте, наверное, тоже так подумали. Одна вещь, правда, привлекла мое внимание. Я поставил коробочку и разгладил мятую-перемятую упаковочную бумагу.
Край ее был весь исчеркан – что-то вроде того, что получается, когда кто-то пытается расписать засохшую чернильную ручку. Но посередине была вразумительная надпись. Тоже, конечно, выцветшая и затертая, местами почти нечитаемая. Тем не менее это был, вне всякого сомнения, мой нынешний адрес.