Вскоре и жених пожаловал. Встречали, как и полагается, всем двором. Не ровня Гришке, конечно, но тоже удалой молодец. Курчавый, мордатый, щеки румяные. Походка широкая, взгляд хозяйский. Хорошая партия, что не говори.
И снова вывели нарядную Таисию на поклон к гостям. Сынка широко улыбался, кушая дочку взглядом без стеснения. Значит, с его стороны искра пробежала. Таисия взгляд поднять не смела и лишь мельком увидела горящие глаза будущего мужа.
А тот довольный, в ладони хлопал. «Красавица!» – только и повторял. Не удержался молодецкой пылкости, да позволил себе взять нежную ручку будущей жены, чтобы поцеловать. И только дотронулся, как замер на месте, поежился. Едва ли не пар от мороза изо рта пошел.
– Что-то нехорошо мне, – пробубнил жених, пятясь от Таси.
Румяный молодец сел на лавку, выпил чарку и с испугом смотрел в сторону девушки. Взгляд уже не горел, а пухлые щеки стали медленно бледнеть. Сама же Тася никак не могла понять, что случилось. Даже позволила себе взглянуть на батюшку и гостей. Хозяин дома сам недоумевал.
– Что же не так тебе, сынка? – наконец спросил он.
– Я… Я не знаю. Словно в ледяной прорубь окунули рядом с вашей доченькой. Боязно мне стало, как прежде не бывало.
Долго еще двое взрослых мужчин расспрашивали парня о причинах резкой перемены. Семен лично подошел к дочери и взял за руку, но никакого ледяного дыхания самой смерти не почуял. Обыкновенная, теплая ладонь.
Так и уехали гости ни с чем. Сказали только, что еще подумать надо.
С того самого дня Таисия с каждым днем становилась все грустнее и молчаливее. Казалось, что кто-то сглазил или проклял молодую девушку. Знать бы кто, да спросить, как снять сглаз. Скоро и молва пошла, что младшая дочь Соколова заговоренная – все женихи от нее сбегают сломя голову.
Вот уж девятнадцать годков стукнуло, а новых женихов так и не появилось. Как только в хороших семьях узнавали, кому Степан пару ищет, так сразу отнекивались. Ведь слухи – они такие – впереди ветра несутся. Вскоре вся округа в открытую шепталась о проклятой невесте.
На этой почве Тася совсем захандрила, да слегла. Из опочивальни выходила крайне редко, все чаще лежала, да плакала. А когда не плакала по своей судьбе, то горевала по женихам. Она могла забыться беспокойным сном на несколько дней, а потом бодрствовать столько же. Иногда ходила по ночам, будто призрак, да пугала девок дворовых.