Тысячник ожидал, что после его слов эти четверо завоют в один голос, как это обычно происходило с теми, кого приговаривали к подобному наказанию. Но, вопреки его ожиданиям, нукеры лишь молча понурили головы и вздохнули, как показалось тысячнику, с облегчением. Ничего подобного он никогда не видел в своей жизни. Хан задумался на минуту, а затем спросил нукеров, отчего же они не воют и не просят у него пощады. Тогда один из них встал с коленей, вышел вперёд, почти поравнявшись с ханом, и, глядя прямо ему в глаза, сказал:
– Я видел, как мёртвое отражение пожирает живого человека, и этот человек кричал так, что и покойники, будь они там, встали бы из своих могил. Я видел, как смерть ест жизни моих товарищей. Неужели ты думаешь, мой начальник, что после такого меня испугают какие-то палки и отрезанное ухо? Да прикажи ты сейчас меня повесить, мне всё равно будет лучше тех, кого сожрали заживо!
Его товарищи согласно закивали головами и стали просить хана поскорей наказать их, чтобы боль на время затмила их жуткие воспоминания. Тысячник решил, что эти лживые собаки, видимо, накурились в степи сонной травы, а сейчас наплели ему про то, что привиделось им в их воспаленных от дурмана головах. Но не могло же всем четверым привидеться одно и то же! К тому же никто из сотни, кроме этих оборванцев, не вернулся в лагерь. Как бы там ни было, а без злого духа здесь не обошлось. Тысячник решил отпустить всех четверых с миром, обязав их достать лошадей к началу переправы через Итиль.
Вскоре вся разноплемённая орда Бату переправилась через реку и пошла на Рязань. Они разграбили множество русских городов, встречая где смятение русских, а где и отчаянную их смелость и готовность погибнуть за свой дом, изумлявшие татар. Четверо нукеров, избежавших смерти в убежище карлика, сражались отчаянно, с каким-то холодным исступлением, чем заслужили смешанное с неосознанным страхом уважение своих товарищей.
Они словно искали смерти, но та не брала их. Под Козельском один из них кинулся на копья русских, и татары, засевшие в осаде за холмами, с замиранием сердца ожидали увидеть воздетое на острия копий его мёртвое тело. Но случилось невероятное – ни одно копьё не угодило в него, и он живым и невредимым очутился у стен города. «Он сын злого духа, – шептались после боя нукеры,– или сам Сульдэ дал ему защиту, потому что ни один человек не избежал бы смерти, окажись он на его месте». Сам же герой ходил мрачнее тучи и на вопросы товарищей о причинах своего отчаянного поступка не отвечал, лишь мотал головой и клял вполголоса какого-то урода, оставившего ему жизнь.