.
В тот же день обыскали и сам коттедж. Всего через восемь дней после погребения ребенка сотрудники «Ярда» эксгумировали «мальчика-итальянца». Августин Брюн, «престарелый бирмингемский падроне»[106], приехал в Лондон осмотреть тело. Бирмингемец заключил, что оно принадлежит пареньку по имени Карло Феррари, которого он привез в Англию два года назад: Брюн стал распоряжаться судьбой мальчика после того, как отец Карло «отписал его за плату». В последний раз Брюн видел ребенка в июле 1830 года, когда «отписал» мальчика другому хозяину. Несмело заглядывая в гроб, Брюн через переводчика сообщил: он считает, что это Карло, хотя он не может быть в этом совершенно уверен. Позже падроне пояснил: «Лицо было обезображено, а отсутствие зубов весьма изменило обычную внешность мальчика»[107].
В тот же вечер Томас сообщил о результатах своего расследования боу-стритскому судье Миншаллу. Как отмечается в одном описании, «сей доклад был такого рода, что почтенный Судья немедленно исполнился изумления и ужаса». Через три дня обвиняемые предстали перед Миншаллом, чтобы выслушать новые доказательства против них. На основании находок в Нова-Скотиа-Гарденз Бишопу, Мэю и Уильямсу грозило дополнительное обвинение – в «умышленном убийстве неизвестного мужчины». Процесс над ними, занявший всего один день, прошел в пятницу, 2 декабря, в суде Олд-Бейли[108]. Шилдсу повезло больше сообщников. Его отпустили, так как суд счел: имеющиеся улики «показывают, что он ничего не знал о деле и лишь перенес корзину» с телом мальчика в Королевский колледж[109].
«Никакой судебный процесс в этом или каком-либо ином уголовном суде страны не привлекал большего внимания общества и не возбуждал более глубокого интереса в умах людских, – уверяла одна из лондонских газет. – И, несомненно, еще не бывало, чтобы представшие перед суровым судом, обвиняющим их по страшному делу, касающемуся вопросов жизни и смерти, вызывали у публики столь же мало сострадания, как три человека, выведенных в тот день на процесс»[110].
В девять утра они заявили о своей невиновности, к половине девятого вечера суд признал их виновными, а еще через полчаса их приговорили к смертной казни. Колеса правосудия вертелись споро: казнь назначили уже на понедельник, 5 декабря. Накануне того дня, когда им предстояло закачаться на виселице в Ньюгейтской тюрьме, Бишоп и Уильямс сознались в содеянном, причем именно Бишоп дал самый пространный отчет об их преступлении. Он заявил, что мальчишка был никакой не итальянец, а один постреленок из Линкольншира, которого они с Уильямсом подобрали в пабе «Колокол» в Смитфилде вечером 3 ноября, в четверг. Они заманили мальчика в дом Бишопа, пообещав бедняге работу. В доме, когда все остальные уже легли, они дали мальчику рома, в который подмешали опиум. Он запил ром пивом и вскоре без чувств валялся на полу. Два злоумышленника выволокли его на задний двор, обвязали лодыжки веревкой и затем головой вниз спустили в садовый колодец.