– Как? И все? Две за всю жизнь? – разочарованно уточнил Стас. – И вы хотите, чтобы я поверил?
– А вы бы сколько хотели услышать? – повернулся к нему идеолог. – Ради успеха нашего общего дела я готов назвать любую цифру. Только бы вы больше не отвлекались на всякую ерунду.
Стас разглядел у него испарину над верхней губой.
«Пожалуй, не врет, – привычно диагностировал про себя. – Ну, что ж, ему проще, чем тебе, доктор, в аналогичной ситуации. Легче живется, наверное. Не надо напрягаться».
– Это не ерунда, Игорь Мартынович, – протянул вслух, – никак не ерунда. Ладно, давайте, что там у вас по выступлению.
– Так вот, акцентировать внимание публики на том, что Центр появился на свет благодаря политике президента, думаю, лишний раз не стоит.
– Но если это действительно так?! Почему же не стоит?
– Это так, я знаю, а не стоит потому, что ситуация изменилась… Стратегически все остается прежним, но тактика немного другая. Сейчас у электората превратное отношение к политикам с такой позицией. Выступления деятелей культуры – актеров, режиссеров и композиторов, говорящих с экрана о том, что вот, дескать, в девяностые были мы все в дерьме, а в нулевые поднялись, – уже приелись, вызывают скорее раздражение, нежели доверие. Особенно если на местах ничего не получается. Ведь поднялись далеко не все, понимаете? А вы – свой, кровь от крови. Должны гнуть свое. Ваш взгляд, ваше мнение – как бы изнутри, под другим ракурсом.
Пермяков слушал идеолога партии, смотрел за окно на проплывающие мимо снежные февральские пейзажи и вдруг понял, что не сможет говорить с избирателями, пока не вспомнит все до мелочей. Эта женщина заняла его всего, вытеснив, отодвинув остальное.
Кстати, узнала ли она его? Вряд ли. Ей не до притворства, она обращалась к нему как к хирургу, который будет ее оперировать. Традиционная словесная прелюдия: «Уж постарайтесь», «На вас одна надежда», «Пожалуйста, сделайте как можно лучше, спасите»…
У него, кстати, давно заготовлен стандартный ответ для таких случаев: «Я лучше не умею! Не обучен!» Хотя ей он мог бы так не говорить! Мог сдержаться. Она – не все, не остальные, она – одна!
Как это ни претит твоему самолюбию, господин профессор, но в жизни этой женщины ты – оперирующий кардиохирург, не более. Не узнала она тебя.
И пусть твоя память говорит о другом. Пусть давно, пусть полжизни назад… Это случилось, выстрелило, озарив все вокруг ярким пламенем… Но это – в прошлом. А в настоящем нет ничего, только предстоящая операция. Не более.