Железка тянулась по краю сакмарской поймы. Удаляясь от неё, я неспешно восходил на увалистое степное плато и погружался в сладкозвучное жаворонковое пение. Солнце уже поднялось над припавшей к горизонту неплотной пеленой облаков, далёких, ненадёжных, неверных. Было очевидно, что день будет солнечным, и птичьи трели сообщали долгожданные послезимние радости. Я присел на окраине поля, в тени лесополосы, и стал наблюдать. Прямо передо мной, практически вертикально, часто трепеща крылами, в токующем полёте поднимался жаворонок. Звонкие свисты, трели звучали напористо и вдохновенно. И само пение в этот момент менялось: поднималось выше, делалось пронзительнее и откровеннее. Не оставалось никаких сомнений, что это обещание единственно возможной, нежной и восторженной, неземной любви. Поднялся медленно и не очень высоко. Когда накал эмоций стал совсем уже нестерпимым, завис в верхней точке, распластал крылья. Серенада тоже достигла апогея: горло закурлыкало металлическими шариками, которые вдруг начали перекатываться в захлебнувшейся песней гортани. Потом плавно начал опускаться. В мелодии появились новые неожиданные темы: неуверенность и мольба – всё это вызывало жалость и неистощимое желание утешать. На половине спуска – срыв в стремительное падение, и у поверхности земли – горизонтальный полёт, который издали-то незаметен, скрывает истинную точку приземления, расположение будущего гнезда. У самой земли навстречу кавалеру приподнялась самочка, и они вместе, лавируя среди высокой сухой травы, отлетели в сторону и спрятались среди мёртвых прошлогодних побегов. Власть весенней страсти была так сильна, что птицы не обращали внимания на сидящего человека. Любовная прелюдия развернулась близко. Я хорошо всё видел, будто сидел в первом ряду партера, наслаждаясь нюансами игры пернатого актёра.
Неподалёку поднимался другой страстный выразитель своего безмерного чувства, и третий, и пятый… И вокруг каждого из них невидимым циркулем была очерчена зона, куда посторонним вход запрещён. И право на место обитания свято, и никем не нарушалось. За окраиной поля я видел, как высоко в небе кружилась одинокая неприкаянная птица, которая периодически пыталась подобраться поближе, но полевые квартиры были уже распределены. Каждый раз при её приближении местные проживающие усиливали звук своих голосовых инструментов, поднимались в воздух, обозначая собственное исключительное «гражданское» право. Несчастный опоздал на родимую поляну и никак не хотел с этим смириться. Бывает. Придётся ему всё-таки отыскивать другое пристанище.