Раздвинув полог, который образовали длинные плакучие ветви, заглянул внутрь – а я не один: сладковатый медвяный дух привлёк много чёрных, напоминающих мух насекомых. Они наслаждались. Хмельные от вкуса нектара и запаха эфирных масел, медленно и лениво облетали изящные желтоватые серёжки, висящие на тонких прутиках внутри плакучего дерева. Между соцветиями уже распускались молодые листья и приветливо колыхались под лёгким ветерком, отбрасывая в наклонных лучах утреннего солнца серебристые блики со своей нижней поверхности.
И здесь же сидела крошечная, чуть мельче воробья, пичуга с синим пятнышком на груди, готовилась к броску за добычей. Мгновение – и она уже на соседней веточке, а в клюве завтрак – на лету схваченное поперёк туловища большое, кажется, шире птичьей головы насекомое, которое птаха очень ловко, одним только клювом, в несколько приёмов перехватывала и глотала. Затем снова готовилась к прыжку.
Солист садового хора
Птичка только что завершила длинное и опасное путешествие из тёплых южных пределов, спешила восстановить силы. Она видела, не могла не видеть меня, с восторгом и удивлением на неё смотревшего, но не нашла в себе сил покинуть обеденный стол, богато накрытый столь аппетитными насекомыми. Да и должна была почувствовать, что от меня не исходит ничего враждебного, вот и не улетела, а ведь протяни я руку – достал бы. Чтобы не мешать пичуге охотиться, пришлось осторожно поправить ивовые занавески и удалиться.
Я был очарован смелостью и красотой поглотительницы двукрылых сладкоежек. И уж совсем меня накрыло, когда в следующий приезд я услышал, как она поёт. Дело было через несколько дней после примечательного поедания мухообразных. В тот раз у самого входа в сад я столкнулся с архинеобычной незнакомкой. Около вспаханной с осени грядки, едва шевеля конечностями, выбиралось поближе к солнцу маленькое буроватое, замаскированное под цвет грунта земноводное. Флегматичное животное только что выползло из оттаявшей земли, где оно успешно переждало морозы, было облеплено влажными комочками грязи, мечтало поскорее согреться и обсушиться.
Чесночница
И явно не приветствовало склонившегося над ним фотографа. Вертикальное полураскрытое веко придавало взгляду одновременно томность и подозрительность. Я решил, что передо мной застыла жаба. Жабу не очень жалуют в народе, вот и я некогда, так давно, что даже уточнять неудобно, когда это было, твёрдо знал, что если дотронешься до жабы, то руки непременно покроются бородавками. Не знаю, сидит ли такой предрассудок в головах нынешних дошколят, но