– нет. Так нельзя, уже отчасти смеясь. Мне нужно тебя отпустить. Я же тогда ничего не смогу добиться. Я же обещала, что учиться буду и слово тебе дала.
_ну, так – то да.
Пока мы говорили, её слёзы высохли, и она уже успокоилась. Да уж. Спроси меня, когда она была такой. И я бы не смог сказать.
Мне удалось её всё – таки успокоить. Она больше не плакала. Больше мы ничего не говорили. Просто так и стояли в обнимку. Её спина, прижатая к моей груди, там, где грохотало так, что возможно слышала вся округа, сумасшедшее сердце.
Мы и не заметили, как стало темнеть. Солнце уже садилось. Посмотрев на закат, она развернулась в моих объятиях.
Опять глаза в глаза. Её печальные, тревожные в которых грусть тоска и любовь и в моих сила, вера, надёжность. Твёрдая уверенность в том, что всё будет хорошо. Потому что по- другому у нас двоих просто не может быть.
Её слова, это мой щит и оберег:
– уцелей
– и мои:
– Я тебя люблю птичка. Аккуратно приподняв лицо, за подбородок глядя в глаза, передавая тем самым всю свою силу и любовь произнёс:
– я вернусь, просто верь, а после поцеловал.
Наш поцелуй, в этот раз он был горький, какой-то прощальный и в тоже время солёный от её слёз. Пропитанный печалью, но даже несмотря на это не менее сладостный, чем самый дивный мёд. В этом было всё наша любовь и наше расставание. Он говорил за нас двоих больше, чем мы сами. После мы снова крепко обнялись.
Но всё же пришлось расходиться. Выпустив Таю из объятий произнёс:
– уже поздно, твоя семья будет беспокоиться. Да как бы нам этого не хотелось, но пришло время расставаться. Оттягивать дальше было нельзя.
– Напустив на себя строгий вид произнёс:
– значит так, по темноте не гуляй, поздно не возвращайся. Ни с кем не ругайся, обижать себя не разрешай. Не забывай тепло одеваться, про перчатки не забывай когда холодно, руки же поморожены. Так что ещё, а хорошо ешь, не забывай учиться, только не переусердствуй. Её глаза предательски заблестели и, тем не менее, ловили каждое моё слово.
– я напишу тебе. У нас теперь впереди роман в звонках и письмах. Затем, всё же выпустив из объятий, мы повернулись спиной друг к другу, а после разошлись в разные стороны.
Наше место было так расположено, что от него можно было пройти освящённой тропинкой и выйти прямо к нашим домам. Это был своего рода перекресток, от которого в разные стороны расходились дорожки. Мы разошлись, не оглядываясь, наш уговор. Так было проще разойтись.