– Да, кстати, там блюдо с цветами такое розоватое и овальное разбилось. Но ничего, мы вам новое купим…
– Да что же это делается! У вас всё сейчас деньги, да деньги. Купим новую, зарабатываем хорошо, – Она отобрала оставшуюся посуду, и отодвинула зятя подальше. – Разбилось? Само? Руки не с того места у Кати всегда были…
– Это не ваша дочь, это я неаккуратно…
– Да и от тебя толку никогда не было.
– Это всего лишь тарелка, я понимаю, что она много могла значить, но давайте все же не будем…
– Тарелка, да плевать на тарелку! Ты думаешь, ты тарелку разбил? Ты жизнь разбил! Дочери моей! Вы вчера уже десятый год отпраздновали, Васеньки моего уже седьмой как нет, а кто вместо него? Этот Иркин ушел и хорошо, бездарь. Никого не осталось – а ты что? Курьером работаешь в свои то годы!
– Это не справедливо. – Роман решил ретироваться к выходу, надеть кроссовки без помощи обувной ложки и, возможно даже, шнурки завязать уже в подъезде.
– Несправедливо, что у меня две дочери уже в возрасте, когда у меня у самой все уже было! И Васенька – золотые руки, и эти дочери сами уже были! А у вас – ни-хре-на!
– Лучше я пойду, а вам бы лучше стоило своих дочерей понять, а не с советами в жизнь лезть, Ире вон насоветовали раньше – теперь ничего нет.
– Ах! Это я еще виновата! Да если бы меня дура твоя послушала тогда, сейчас бы всё у нее было! Зачем она вообще за тебя вышла, все назло матери! Нормальный ведь у неё жених был, вот он… Он настоящий был, а она дура тебя выбрала! Теперь вот каждый год сидит и плачет, вспоминая свой выбор. Все понимают, что ты – её самая большая ошибка!