– Нет времени объяснять, – Александр потянул Елену за руку. – Нам нужно уходить. Сейчас.
Они бежали по коридорам клуба, выбирая маршрут, известный только Александру. Елена ощутила адреналиновый всплеск – периферическая сосудистая система переключилась в режим максимального обеспечения мышечной активности, пульс достиг частоты около 150 ударов в минуту, оптимальной для физической активации без потери когнитивной эффективности. Парадоксальное ощущение ясности сознания, характерное для экстремальных ситуаций – то, что психология экстремальных состояний называет «туннельным эффектом».
Охранники, видимо, уже были предупреждены, потому что двое преградили им путь у запасного выхода. Но Александр был готов – он вырубил одного точным ударом в солнечное сплетение, активируя блуждающий нерв и вызывая временный сосудистый коллапс. Второго Елена дезориентировала, брызнув в глаза из маленького баллончика с перцовым спреем, который всегда носила в сумке – последствие посттравматической гипербдительности, выработанной после инцидента с отчимом.
Они выбрались из клуба через служебный вход и бросились к машине Александра, припаркованной в переулке. Дождь продолжался, создавая акустическую завесу, маскирующую звуки их движения, и одновременно размывая визуальное опознавание – идеальные условия для бегства.
– Куда теперь? – спросила Елена, когда они отъехали на безопасное расстояние.
– К Костину, – ответил Александр. – Он должен увидеть эти документы. С его помощью мы сможем официально разоблачить Савченко.
– А что насчет журналиста? Рябова?
Александр задумался, его глаза сузились – признак интенсивной когнитивной обработки информации.
– Он может быть полезен… или опасен. Трудно сказать. Но с ним нужно быть осторожным. Очень осторожным.
Елена смотрела на проносящиеся за окном огни города – размытые дождем световые пятна, трансформирующиеся в абстрактные узоры, подобные тем, что возникают в измененных состояниях сознания. В её сумке – доказательства чудовищных экспериментов, материальное подтверждение того, что её профессиональные страхи имели под собой основание.
Савченко использовал её методику, её идеи для того, чтобы ломать людей. Искажать их сознание. И теперь он запланировал привлечь её саму к этой работе.
Она думала о Кирилле, о его картинах, предупреждавших об опасности – символические послания из глубины модифицированной психики. О Марине с её расщеплением личности, с глазами, менявшимися на глазах – живое доказательство успешности экспериментов Савченко. О жене Александра, «полностью интегрированной в программу» – что бы это ни значило. О Савченко, её бывшем наставнике, который, как оказалось, следил за ней годами, выжидая момент.