Лошадь фыркнула, но ничего не сказала.
– То-то он удивится, что лучший друг к нему не заглянул напоследок, – холодно произнёс Нео, обратив чёрные очки к луне.
– Не удивится, – ответил Бен. – В глубине души он знает, что друг не может прийти, пусть и не помнит почему. И хватит об этом.
Белый кролик высунул голову из кармана и пропищал, не раскрывая пасти:
– Поступило сообщение. Летим десять километров на запад, вслед за последней звездой, а дальше – на юг.
– Вот и новое дело, – сказал Нео, и, кажется, впервые в его голосе промелькнула тень довольства.
– Гад ты всё-таки, – сообщила лошадь Избранному, а потом, сверкнув фиолетовыми глазами, поднялась ещё выше.
Её облик, как и остальных, постепенно таял, принимая новую форму. Вскоре она полностью обернулась огромной, источающей жар птицей, расправила широкие крылья и, застлав на миг луну, повернула на запад.
Яркий свет по дороге домой
– Однажды мне довелось оказаться в лесу ночью, зимой, – Нина кладёт руку на живот, как будто прислушиваясь к движениям ребёнка внутри него. – Но может быть, правильнее сказать – под утро. То есть, моя история начинается под утро, а всю ночь мы провели в лесу, в холодной палатке…
Она немного путается и замолкает. Я смотрю на неё, не отрываясь, разглядываю в который раз белые волосы, бледную кожу, ярко-зелёные глаза. Пока она молчит, я снова пытаюсь размышлять о том, что же рассказать мне в свой черёд. У меня есть история, но говорить правду я не хочу. Надо что-то придумать, очень быстро надо что-то придумать. Нина снова начинает говорить:
– В начале пятого мы уже не могли терпеть жуткий холод, ушли из лагеря, оставив горе-организаторов замерзать дальше, пошли к поезду. Было очень и очень темно и ещё больше – холодно. Не знаю, как мы нашли дорогу… не с моей помощью, я плелась в хвосте. Я думала о… заснеженных ёлках? Или ни о чём. Сожалела, что подписалась на всё это. Что мне было делать в том лесу в то время? Я не помню…
Я быстро пробегаю глазами наш небольшой круг – ведущего, Нину, других участников. Я надеюсь, что моя очередь будет последней. А ещё лучше – пусть на меня вообще не хватит времени. Зачем я подписалась на всё это, что мне делать на терапии? Как будто это я иду по зимнему лесу и горько сожалею о принятом решении.
– Когда мы дошли до железнодорожного полотна, я промёрзла насквозь, я больше ничего не хотела. Мы ждали дизель, каждый грелся, как мог. Я ходила вдоль рельсов, утопая в снегу, но это не помогало, становилось только холоднее. И наступил момент, когда я поняла, как же получается так, что люди вдруг сдаются, опускаются на снег и засыпают. Замерзают, засыпают навсегда. Я поняла, что готова соскользнуть вниз и просто уснуть. Не было никаких других желаний, всё во мне охватил холод…