«Так, значит, любите вы спасителя своего, что памятник ваш от соседней улицы не виден даже? Такой ли памяти достоин тот, кто жизни не пожалел за то, чтоб жили вы теперь мирно и весело? Должен же памятник стать таким, чтобы отовсюду в городе виден был. И чтобы любой из вас всегда помнил, кому счастьем обязан».
Преклонили головы люди, ибо была в словах Елены правда, хоть грустная, но справедливая. Сломали только что построенный памятник и принялись строить новый. И покуда строили его, продолжался великий траур и не слышны были в городе ни песни, ни пляски.
Но когда готов был новый памятник, оказалось, что и этот мал. Ибо не одним лишь городом царство исчерпано, а и сёлами на многие вёрсты вокруг. Когда же велела царица возвести памятник ещё выше, осмелились возразить ей мастеровые. Дескать, если сделать выше – рухнет тот памятник от сильного ветра, да и вблизи не виден будет совсем…
Осерчала Елена. Велела заточить в темницу главного мастерового до полного вразумления. Когда же и выйдя из темницы не вразумился мастеровой, велела она вместо одного памятника построить по памятнику в каждом селе.
* * *
Так и повелось с той поры. Дни за днями бегут, месяц за месяцем…
И вот в каждом селе уже по три памятника стоит да на улицах города по два, а всё не слабеет горе матери. Каждый вечер, в комнате одна оставаясь, оплакивает она сына своего, храброго царевича… А днём повелевает строить новые памятники. И к каждому новому лично приходит поклониться и цветы живые возложить…
Послушен ей, как и прежде, народ. И строит памятники по первому слову. Но замечать стала вскоре Елена: нет больше в людях той любви, что видела она прежде. И стоит ослабить ей бдительность, как норовят они то песню спеть, а то сплясать чего. Спасителя же своего, доблестного царевича Елисея, забыть хотят, словно сон дурной. И на памятниках его тут и там стали углем да мелом рисунки делать, пока не видит никто…
А тут ещё дочь Елены – Лариса – подросла и замуж запросилась. Дескать, женихов вокруг видимо-невидимо, а она вынуждена в царских хоромах, словно в темнице, сидеть, траур по брату блюсти.
«Посмотри, – говорит, – как под солнечным светом наливаются девушки румянцем юношам на радость. Одна я, солнца не видя, живу, как луна бледная».
Поглядела на неё мать, ничего не сказала, а молча пошла молиться. Потому что поняла – без помощи небесной не совладать ей с ропотом человеческим. Ибо неблагодарны люди по сути своей и не хотят помнить имя спасшего их и подвиг его.