– Я всё-таки расскажу тебе сказку, – промурлыкал Тан. – А может, даже притчу. Тебе не понравится, я знаю.
И он стал шептать ей в ухо, едва слышно – потому что её это бесило, и чуть напевно – потому что её это успокаивало:
– Тысячелетиями по миру ходит Голод, неся бремя, которого не выбирал, и наделяя им людей – люди тоже его не выбирали, но у них, как и у прочих рас, удивительно немного выбора.
Однажды Голод встретил ребенка, который протянул ему спелое сочное яблоко.
– Почему ты даешь мне еду? – спросил Голод.
– Потому что ты выглядишь голодным, – бесхитростно ответил ребенок.
Голод горько рассмеялся. Быть может, впервые за тысячелетия он почувствовал себя неуверенным и уязвимым, хотя не мог понять, почему.
– Мой голод нельзя утолить, глупый ты малыш, – сказал он.
Ребёнок задумался.
– Может быть, твой голод утолит не еда, а что-то другое? – спросил он. – Но всё равно возьми яблоко.
И Голод взял яблоко, сам не зная, почему.
Если бы он тогда задумался, то смог бы понять нечто очень важное: что даже вечный голод может быть насыщен – состраданием. Но Голод этого не понял: он был слишком прост и слишком самодоволен для таких сложных мыслей…
Сестра уже не пыталась его ударить и не ругалась. Отвернувшись, смотрела в окно, тихо поскрипывала зубами. И едва заметно подрагивали её птичьи запястья под его пальцами.
Тан отпустил её, уверенный, что какое-то время она больше не станет пугать его и кусаться. Перекатился по кровати к окну и стал расковыривать форточку. Хотелось немедленно впустить в этот дом свежий воздух. Свежий, холодный, пахнущий ноябрём, сопревшими листьями, близким снегом – чем угодно, кроме этого неправильного, нековременного сладкого запаха мандаринов.
Сестра тоже скатилась с кровати, по другую сторону, взялась за ручку двери. Он не ожидал, что она уйдёт молча. Никогда такого не было.
– Тебя не должно быть здесь, – сказала она, настырная в своём бессмысленном упорстве. – Твоё должно быть моим.
Тан не оборачивался и держал плечи расслабленными, но внимательно наблюдал за ней в отражении стекла.
– Не переживай, сестра. Когда-нибудь ты смиришься с моим существованием и мы перестанем бесконечно повторять этот спор.
За его спиной хлопнула дверь. Тан выдохнул.
Одно сестра подметила верно: он не разобрал свой дорожный рюкзак.