Пока толпа пассажиров двигалась на паспортный контроль, мать семейства всё зыркала вокруг, точно примеряясь, с чего б затеять свару, а потом вдруг неожиданно ловко цапнула паспорт из кармана мужчины, которого несла мимо толпа. Тот ничего не заметил, а за ним в кильватере протащилась женщина с недовольно поджатыми губами. Мать семейства ухмыльнулась и вырвала из паспорта первую страницу.
Громко хихикнула её дочь, наклонила голову – буйство разноцветных афрокосичек, завозилась в поисках смартфона. Одобрительно гыгыкнул отец семейства, поскрёб затылок длинными ногтями с траурными «улыбками», в последний быстро огляделся вокруг и наконец вытащил из нагрудного кармана жилетки взъерошенного крысёнка в мокнущих язвочках.
– Па-ап, – простонал сын.
Тот осклабился.
– Чего ещё «пап»? Ты своё дело делай, сучёныш.
И бросил крысёнка на пол.
Рыжий вмиг перелепился лицом: ушла живость и бесшабашность, осталась сосредоточенность и… какая-то неумолимость. С рысьим проворством Тан скользнул меж людей – вправо, вперёд, ещё вправо, не глядя вниз, но двигаясь, как по нитке – и со звучным хрустом впечатал голову крысёнка в пол. На миг остановился, вызвав недовольное цоканье позади идущих и сбивая крысиные мозги с подошвы милитари-ботинка. Отец сумрачно зыркнул на сына, а тот вызывающе прищурил глаза – не понять, то ли серые, то ли сиреневые, и отвесил короткий издевательский поклон.
– Сделал.
Людской поток впереди замедлялся, растекался к стойкам паспортного контроля с указателем «Люди и моряне».
– Куда ты дел паспорт? – нёсся-метался над головами женский голос. – Почему ты вечно…
– Да хорош мне мозг сверлить! – взрыкнул мужской. – Он в кармане был!
– В кармане, ага!..
Мать семейства слушала, как вскипает свара, и довольно щурилась.
(в которой чудят даже мёртвые ведьмы)
Дина
Она пришла к пятиэтажной «сталинке» на улице Свердлова, потому что этот дом снился ей всю ночь. Во сне она привела к нему свою давно покойную бабушку и никак не могла найти вход, а из дома звучал и звучал манящий шёпот, переходящий почему-то в треск свечного пламени.
И вот теперь, наяву и не понимая зачем, Дина подходила к этой самой пятиэтажке, чуть поёживаясь: казалось, горгулья, охраняющая подъездный козырёк, примеряется, как бы прыгнуть прохожему на голову. Манящий шёпот и свечной треск звучали на грани слышимости, то ли наяву, то ли в воспоминании, по спине танцевали мурашки, а в городе властвовал ноябрь.