Они поговорили о собаках. Дина рассказала, что очень любит собак, хотя, конечно, не всех – вот в прошлом году ей довелось поссориться с соседом-дворфером, который имел дурную привычку выгуливать без намордника своего огромного вардога по кличке Бронхвар. Из вдруг обострившегося чувства справедливости (и чистой паскудной вредности, как признавала Дина) она сфотографировала собаку и отправила фото в местную администрацию. Соседу немедленно выписали штраф за нарушение правил выгула, и что важнее – к нему нагрянула ветеринарная инспекция, и оказалось, что вардог не привит от бешенства.
Горячий кофе и пирожки немножко примиряли с существованием в этом мире неприятных и злых людей, дворферов и представителей прочих рас. И рождали уверенность, что неспасённые собаки быстро найдут лёгкий путь на радугу.
– Но эти отважные верные псы не смогут вернуть детей домой до рассвета, – вздохнула Дина, доедая второй пирожок.
– Каких ещё детей?
На миг Дина смутилась.
– А, это моя бабушка… Она любила мрачные истории.
– Нетипично для бабушки. Расскажи?
– Ну, она вся не была типичной. Осенью беспрерывно ворчала, собирала все старые вещи и треснутые чашки, уносила их на помойку. Зажигала свечи, рассказывала мрачные сказки. Моя самая любимая начиналась так: «Когда приходит ноябрь, время одиноких фонарей и страшных сказок, день укорачивает хвост и жизнь замедляется. В такие дни дети покидают свои дома и уходят искать солнце. Уходят, не зная, куда, не взяв с собой ни башмаков, ни хлеба, сложив в котомки только надежду, детскую веру в чудо и память о солнце. И только отважные верные псы способны вернуть детей домой до рассвета»…
Тан задумчиво провёл пальцами по экрану. Пальцы были длинные, с удивительно ровными и аккуратными ногтями и почему-то ещё хотелось сказать о них «цепкие». Собственно, как весь Тан. Цепкий. Это было его слово, хотя так сразу и не поймёшь.
– И правда, необычная бабушка, – проговорил он раздумчиво. – Однако дети не особенно часто уходят в осень. Умирающий день и заснувшее солнце – это время ухода стариков. Тех, которые забыли себя, но ещё хранят искру памяти о жизни, которая была у них когда-то за порогом дома. Старики уходят в осень, не взяв ключей, зонтов и сменных башмаков, и они никогда не находят того, что ищут, ведь они уже не помнят, как выглядит то, за чем они ушли. Их самих чаще всего тоже уже не находят живыми. А дети – нет, дети обычно уходят в весну. Может быть, за солнцем, а может, за мечтой, за приключениями и далёкими странами, о которых вычитали в книжках. Книжные дети уходят весной, и в их рюкзаках – зачитанные томики Джея Лондона, пачки сухариков со вкусом сыра и каминные спички.