Курьёзы судьбы - страница 4

Шрифт
Интервал





Никогда, даже намеком я не слышала еще об одном брате. Спустя время, в течение которого я принимала ситуацию, возникли вопросы другого свойства. Почему я не только о брате не знаю, но даже не слышала о нем, и почему тоже Витя? Где- то ведь он живет, если еще жив? Какой он и что с ним? Мне было 72, ему, скорее всего к – восьмидесяти. Как так получилось, что о Вале, которая умерла в войну я знаю всю свою сознательную жизнь? А о нем – ничего.

История, связанная с этим моим открытием, оказалась сложной, трагичной и, если можно так сказать, с сильным послевкусием. По мере проникновения в ее подробности, мне открывалась глубинная суть взаимоотношений не только моих родителей, а всех членов нашей семьи. Семьи, в которой я выросла. И чем глубже я внедрялась в историю маленькой фотографии, чем больше проникалась ей, тем сложнее и глубже она меня задевала, вызывая очень, и очень разные чувства.

Я росла в полной, что не часто случалось после войны, относительно обеспеченной – отец был военный офицер, и, на первый взгляд, очень благополучной семье. Но… ведь не бывает беспроблемных семей. В нашей присутствовало нечто, что с детства принимать я не хотела. Обозначить это, как мужской шовинизм, можно, конечно, но ясности от этого определения не прибавлялось. И вроде не было предпосылок для таких отношений между родителями. Во всяком случае я так считала всю жизнь до этого своего открытия.


Как-то попалась фотография молодой мамы, я глаз отвести не могла,




а отец в молодости был очень обыкновенным. Он из тех редких людей, у которых с возрастом внешность меняется к лучшему. Но дело даже не во внешности. Не знаю человека, который не вспоминал бы о моей маме с придыханием. Мудрая, добрая, очень светлая.

А отец? Там все другое. Он рос в многодетной деревенской семье, с патриархальными привычками взаимовыручки и взаимоподдержки Каждый год он ездил на свою малую Родину, до последнего своего дня отслеживая, помогая и опекая многочисленных племянников. Так почему же у нас дома между родителями не было нужного, как я считала, взаимопонимания? Почему его родственный запал, не скажу совсем угасал, но трансформировался в рамках его собственной семьи? Ко времени их женитьбы мама была москвичкой. Это он – курсант академии ютился в казарме. Что не так? Почему мама всегда была в положении прислуги, которой можно было помыкать с презрительным недовольством и руганью. Готовит быстро – значит плохо готовит, и детей воспитывает из рук вон, и т. д. и т. п.