– Не трогайте его!
Воспитатели с трудом оттащили Рэя, который продолжал звать брата, пока его не увели за дверь. Последний взгляд Рэя, полный отчаяния и боли, остался врезан в память Дэрила навсегда. После этого в приюте для Дэрила начался ад. Другие дети дразнили его, называли «сыном шлюхи», «ублюдком с шрамом». Старшие мальчики толкали его в коридорах, прятали еду, а одна из девочек, Лора, два года как старше, однажды швырнула в него тетрадь со словами:
– Ты даже плакать не умеешь, чудовище!
Вечером того же дня двое подростков, Джим и Питер, заперли его в прачечной вместе с Лорой, решив «поиграть». Они начали оскорблять его мать, смеяться, плевать в него. Лора в порыве ярости толкнула его к раковине, а затем кто-то из мальчиков случайно выбил стекло. Дэрил смотрел на него, как заворожённый. Он молча подошёл, поднял острый осколок и в следующую секунду вонзил его в шею Лоре. Она закричала, кровь брызнула на кафель, и девочка с воплем упала, хватаясь за шею. Остался рваный, глубокий шрам.
Педагоги были в шоке. Когда Дэрила вызвали к директору, женщина строго спросила:
– Почему ты это сделал?
Он пожал плечами, а затем хладнокровно произнёс:
– Да лучше бы она сдохла.
После этого случая комиссия решила немедленно перевести его в государственную клинику для душевнобольных.
Так в его жизни появился Эдвард Миллер – молодой, амбициозный профессор психологии, только начинавший практику. Он получил назначение в детском отделение и впервые встретил Дэрила в комнате с решётками на окнах, где мальчик рисовал мотыльков на стене острым гвоздём. Эдвард ещё не знал, с кем имеет дело.
Первую ночь в клинике Дэрил провёл в комнате с решётками на окнах. За стенами раздавались стоны, плач и истеричный смех других пациентов. Кто-то кричал, кто-то выл, кто-то без остановки повторял одно и то же слово. Словно весь ад, существующий на земле, собрался под крышей этого учреждения. Он лежал на койке, не двигаясь, глядя в потолок. Его больше никто не забирал. Он больше никому не был нужен.
На следующее утро начались приступы. Сначала – гнев, вспышки ярости. Он расцарапывал себе руки до крови, а потом просто сидел, наблюдая, как алая жидкость капает с кончиков пальцев на белый пол, оставляя пятна, похожие на цветы. Это почему-то успокаивало. Боль помогала почувствовать, что он ещё живой. Когда врачи пытались с ним говорить, он молчал. Иногда – усмехался. Порой просто пялился в одну точку, словно видел сквозь людей.