– Да нет, ты просто не понял! Это действительно очень далёкие предки. Предки, которые ещё и людей-то никаких не знали тогда. Поэтому и жили эти ваши предки в своих дремучих кустах как-то совсем не по-людски. От этого, наверное, очень сильно и зверствовали…
Некоторые звери в Большом Лесу так и не смогли до конца поверить в то, что они на самом деле звери, втайне понимая, насколько обидным может быть такое определение.
– Ну, дед, мы же ничего такого не делаем! – тоже долго возмущался Вертлявый Лис, которому Дед позже присвоит имя Сандр, но он сохранит и своё прозвище Вертлявый Лис.
– Мы просто живём тут в лесу и…
– Так ведь и ты, Дед, тоже живёшь в лесу, – недобро сверкнув глазами перебил его самый старый и хитрый из волков, который потом даст своё согласие носить имя Тон. – Можно сказать, ты сам в нашем коллективе почти как в семье. Мы давно тебя знаем. Ты нас не обижаешь, а мы тебя. Ну, бывает, конечно, всякое, но это не со зла, а потому что мы всего и всех боимся. А тут вдруг оказывается, что ты человек, а мы почему-то звери. Прям так уж и звери? И вообще, мы не понимаем, почему это у тебя, как ты говоришь, например, спереди на голове лицо, а у нас вообще – морды?.. Да, и с каких это пор у нас вместо ртов появилась пасть?
– Ну я ж вам и говорю: с тех самых, когда начали зверствовать.
– Да не зверствуем мы, Дед! Это всё получается просто от нервов. – поддержал Тона вожак его стаи с будущим именем Димир Первый, – характер у нас далеко не сахар, это верно, только это всё почему? Да потому, что жизнь у нас такая нервная. А нервничаем мы, сам знаешь почему, потому что не знаем, когда в следующий раз сможем поесть. И когда нервничаем, то у нас сразу аппетит просыпается. Поэтому мы почти всегда хотим есть.
На старом кабане, который захочет впоследствии носить имя Сим, жёсткая шерсть тоже встала дыбом в знак протеста и от возмущения дикими словами Деда, и он решил незамедлительно найти оправдание своей якобы зверской жизни:
– Ты пойми, Дед, мы просыпаемся от мысли, что кушать хочется, днём живём – кушать хочется, спать ложимся – опять кушать хочется, ночью живём – кушать хочется, утром встаём – снова кушать хочется. Но, как говорится, и нам ничто человеческое не чуждо! Мы вот детей своих любим, например… Очень даже! Да!
Дед безо всякой боязни смотрел в эти большие говорящие рты, в эти влажные пасти, наполненные рядами острых зубов, на эти клыки, которые давно привыкли рвать живую плоть, и ответил не без доли ехидства: