– Правда, у неё есть такая кукла? – спросила Жанна маму, и Аня поразилась, как легко и непринуждённо она обращается к незнакомым взрослым, не стесняется, не боится.
– Правда. – Сказала мама. – И оттого, что ты не веришь, Анина кукла никуда не денется. Она сейчас придёт домой и будет с ней играть. Пойдём, Анюта, я до ужина папе помогу, а ты поиграешь. С куклой.
– Формочки оставь, – напомнила Жанна.
– Нет. – Спокойно сказала мама. – Эти формочки мы не оставим. Это новые игрушки, Аня ими ещё поиграть не успела. Но у нас много других игрушек, которые уже немножко надоели, мы с Анютой их переберём и часть вынесем для общего пользования.
– Ладно. – Согласилась Жанна и помахала им ладошкой на прощанье. – Выходи завтра!
Назавтра они встретились уже как старые знакомые и дружат по сегодняшний день.
Жанна была врушка и похвальбушка. Привирала она часто, но обычно без всякой выгоды для себя и не для того, чтобы избежать наказания, например. А просто, чтобы показаться интересней, чем она есть на самом деле, чтобы удивить, вызвать у других детей к себе восхищение, зависть. Хотя ей не было нужды что-то придумывать, похвастаться ей действительно было, чем.
Например, они втроём жили в трёхкомнатной квартире, у неё была своя комната, много нарядной одежды, игрушек и сладостей. Её родители – папа-завгар и мама-товаровед – имели больше возможностей для обеспечения своей дочки материальными благами, чем, например, родители Ани – инженер и медсестра.
Она выносила во двор импортных кукол, красивый игрушечный сервиз, белоснежного плюшевого зайца с морковкой в лапах, хорошенькую детскую сумочку на длинном ремне, набитую футлярчиками от маминой помады, флакончиками из-под духов, коробочками от пудры, в которых сложены значки и бусинки. Всё это богатство она охотно демонстрировала, но в руки никому не давала. Объясняла спокойно: мама не разрешает. И всё. Никто её не считал жадной. Аня удивлялась: почему, если кто-то другой не хочет давать свою игрушку, то его сразу обзывают жадиной, а кто постарше и понахальней, могут и отнять, а к Жанне относятся с пониманием – мама не разрешает, если ослушаться, может наругать, а то и наподдать.
И дети стояли напротив сидящей на скамейке Жанны и во все глаза смотрели, как она расчёсывает игрушечной расчёской длинные локоны немецкой куклы или запускает на бортике песочницы яркую юлу, и даже уже не просили. А она, наслаждаясь всеобщим восхищением и завистью, выбирала кого-нибудь из толпы и милостиво говорила: на, подержи, только покажи руки, вдруг они у тебя грязные! Осторожно, не сломай! Всё, хватит, отдавай, а то сейчас мама выйдет!