Внезапно пациент заговорил на староарабском, его увели. Было решено давать на первое время успокоительное и средства от галлюцинаций. На следующий день все повторилось опять, и консилиум решил записать его знания языка. Когда все ушли, доктор обратился к ассистенту, первый был озадачен и чем-то расстроен.
Вы знаете, Михаил. Я вам доверяю, вы мне почти как… родственник.
– Ну, Виктор…
– Нет, дослушаете. Мне кажется, этот пациент умрет, помните свое недавнее чувство? Я, может, набожный дурак, но мои предсказания сбывались. Я не желаю ему смерти, но у меня предчувствие ужасного конца.
– Когда он умрет? – с резким интересом, откинув все свои принципы, спросил Михаил.
– Не знаю. Все предрешено, и только, и только судьба знает, когда. Может, его стоит перевести в другую палату для «особых»?
– Давайте не будем, и вы думаете, что умрет?
– Не хотелось бы. Я сторонник постмодернистского субъективизма, и всё субъективно. Стоит задумываться о себе, а иногда о других, хотя они сами о себе позаботятся. И доверься судьбе. Не вы правите миром. Я так считаю. И кстати, тогда не сказал, когда первый раз этого новенького смотрели. Платон или кто, говорили, что человек знает всё о мире до выхода из утробы. Но… в процессе взросления вспоминает об этом. Как всё устроено. Я согласен с греками.
Ассистент не верил во всю религиозную ересь и ответил:
– А вот тех, кого мы лечим, они тоже что-то знают?
– Да, – резко и решительно ответил тот, – но не перенесли, увы.
Они пришли в кабинет Коваля, и воцарилось молчание. Ассистент сидел напротив главного на старом сером диване, последний за дубовым темно-коричневым столом, стул врача был сетчатый. Кабинет был зеленый, шторы закрывали небо, за спиной Коваля два больших темных стеклянных шкафа с кучей папок и книг (своего рода книжная, в перерывах читал), множество простых акварельных картин, а за спиной ассистента был «Девятый вал» Айвазовского, за спиной «шефа» висели еще «Грядет мир» Джона МакНотона и «Вечная Россия» Глазунова.
Оба были мрачные, старик прервал тишину.
– В общем, добавить и снотворное. Давало всегда большой эффект. Надеюсь, после этого бредни пропадут. Родион Павлович прав всё же. Выполняйте.
– Да. Но почему Вы мне это всё сказали: про Платона и прочее? И главное сейчас?
– Да потому что, кроме тебя, мне некому сказать! – мерзко улыбнулся во весь рот с оскалом старый доктор. Михаил вышел озадаченный и напуганный.