Переболь - страница 4

Шрифт
Интервал


Я бы выбросила все фенечки-узелки, кислый запах
от фотокарточек, чеки, жизнь – всё, что связано было
с тобой, я сняла с руки,
стёрла с левой щеки,
всё, что связано, порвала – больше не сложить.
Так выходят в жару, колыхаются на ветру
майка, сердце под майкой;
слюна закипает в злость.
Так любовь не прощают, оплакав холодный труп
того, что в ней не сбылось.
Я бы выбросила все фенечки-узелки,
в кислом привкусе нижней губы различая боль.
Отвязала бы ру́ки от памяти, и руки́
не связала бы
больше
ничем
никогда
с тобой.
Я бы выбросила все фенечки-узелки,
в кислом привкусе нижней губы различая боль,
надавив на неё сознательно языком.
Отвязала бы руки от памяти, чтоб ни зги
от себя больше не пытаться искать ни в ком.
Чтобы встретиться
наконец-то
с самой
собой.

[Пытаешься говорить]

1 —
Пытаешься говорить из любви:
только очерчиваешь профиль,
только пытаешься добавить ему деталей —
и любовь моментально приобретает вид
события, приравненного к катастрофе.
А широкий сюжет сужается, став банальным.
3 —
Пытаешься говорить (нас так тянет поговорить):
искажаются твои контуры, почти стирают тебя повторы.
Катастрофа всегда караулит нас изнутри,
если мы из любви делаем сцену горя.

[Пытаешься говорить]

– 2
            Так вот: так я тебя не люблю,
            и не вижу, и не рисую.
            Не придумываю, чего нет —
            иначе к настоящему тоже ослепну.
            Не совершаю движений губами:
            ни лю
            ни бля
            ни блю —
            прижимаюсь молча к мокрому поцелую.
            Так выходит честней
            горячий любовный слепок.
– 4
            Ни по,
            ни цел,
            ни ова —
            губами не повторять.
            Повторять бы лица овал:
            просто линии вместо шрамов.
            Чтоб горячий слепок сам себя создавал,
            во вселенной застыв,
            как в своей
            естественной
            раме.

[Страдай же]

Страдай же, страдай, если чувствуешь в этом важное.
До небес и обратно. До помутнений разума.
Все мы – отважная хрупкость, надрыв бумажного.
Кто мы такие страданиям в нас приказывать
терпеть, проявляться вполсилы и слезы сдерживать?
Страдай же, страдай, если чувствуешь, как нахлынуло.
Собою порезавшись, выплакать к чёрту прежнего,
чтоб новым лечь на бумагу – простым, как линия.
Страдай же, страдай. В себе принимай участие.