Внезапно она резко вскинула голову и вызывающе посмотрела мне прямо в глаза. Слёзы всё ещё блестели на её ресницах, но во взгляде читался вызов.
Упрямая девчонка.
Конечно, я не собирался становиться причиной её смерти. Сердце Евы – всего лишь рычаг давления. Инструмент контроля. Но ей действительно лучше думать обо мне как о монстре. Это удержит её в узде.
Я резко выпрямился, отстраняясь. Близость этой женщины опьяняла, а её уязвимость… была слишком соблазнительной. Ситуация стремительно выходила из-под контроля, и я не мог позволить этому случиться.
– Тебя проведут в твою комнату. – холодно произнёс я, возвращая себе маску безразличия. Мой голос был ровным и бесцветным, без единого намёка на эмоции, которые бушевали внутри. – Вечером мы поужинаем и подробнее обсудим условия твоего… пребывания здесь.
Развернувшись, я направился к лифту, стараясь не оглядываться.
Пора заняться более важными делами. Я, итак, уже потратил слишком много времени на неё.
Когда тяжёлая дверь за Артёмом захлопнулась, эхо разнеслось по просторному холлу, оставляя после себя гнетущую тишину и незримое, но ощутимое присутствие Викторова. Это давило на меня, заставляя сердце тревожно биться о рёбра. Мне казалось, что даже стены этого роскошного особняка сомкнулись вокруг меня.
– Госпожа Миллер, я провожу вас в вашу комнату. – раздался рядом тихий, почтительный голос горничной, вырывая меня из оцепенения.
Я вздрогнула, а затем механически поднялась, ноги как будто стали ватными, и последовала за ней по бесконечному коридору, который казался длинным и бездонным, как сама моя участь. Мария что-то рассказывала о расположении комнат, о том, как здесь всё устроено, но её слова доносились до меня словно издалека. Все мои мысли были сосредоточены на Викторове и тем, что он от меня хочет.
– А Артём часто здесь бывает? – спросила я, неожиданно даже для себя самой. Вопрос вырвался, вызванный не столько любопытством, сколько инстинктивным желанием узнать хоть что-то о человеке, который, по сути, стал моим тюремщиком.
– Нет. – ответила Мария, останавливаясь у одной из дверей и плавно открывая её. – Господин Викторов предпочитает другой пентхаус.
Как только я вошла, меня встретила роскошь, от которой у большинства, возможно, захватило бы дух. Широкая кровать, застеленная шёлковым покрывалом, в центре манила своим уютом. Стены, отделанные дорогими материалами, блестели в лучах заходящего солнца, проникающего сквозь панорамные окна. Но всё это великолепие не вызывало во мне ничего, кроме чувства пустоты и отчаяния. Я видела не роскошь, а золотые прутья своей тюрьмы, и каждый угол напоминал, что ключ к свободе находится в руках Артёма.