Дом построили в полуверсте от берега озера – большой, удобный, значительно больше Михайловского, а поодаль – многочисленные хозяйственные сооружения.
Внутреннее убранство дома, можно полагать, было своеобразным. Традиционные штофные обои, большие печи голландских изразцов, старые портреты и картины на стенах, дорогая мебель красного дерева и карельской березы, привезенная из столицы, ковры и гобелены соседствовали с сосновыми скамьями, табуретами и комодами работы крепостных умельцев, с домоткаными половиками и занавесками.
Одним фасадом дом выходил к подъездной дороге и деревне, другим – в парк, где за традиционным зеленым газоном прямо против парадного крыльца начиналась широкая центральная аллея, ведущая к озеру.
Парк занимал небольшую площадь, но на ней размещалось несколько тысяч деревьев и кустарников всевозможных пород, которые по приказу Петра Абрамовича собирали в окрестных лесах, в соседних имениях, а то и привозили издалека. Росли здесь липа, клен, дуб, вяз, береза, серебристая ива, кусты сирени, жасмина, акации.
Парк был «ирегулярный», как и в Михайловском. Но с геометрической правильностью пересекали его вдоль и поперек стройные аллеи, поражающие то деревьями-великанами, то карликами. Карликовые липы специально «фигурно» подрезали, и они, густые, ветвистые, образовывали сплошные темные коридоры, почти непроницаемые для дождя и солнца. Квадраты, образуемые пересечением аллей, – светлые зеленые лужайки – в сочетании с тенистыми аллеями создавали удивительную игру света и тени, придающую парку особую прелесть. На этих открытых лужайках росли фруктовые деревья – диковинные сорта яблонь, груш, вишен, слив. Украшениями парка служили пруды, цветники, беседки. Небольшая открытая беседка стояла в конце центральной аллеи, у самой воды. Отсюда можно было любоваться и гладью озера, и заливными лугами, и лесистыми холмами по его берегам. Вид не был столь широк и разнообразен, как из Михайловского, но обладал своей особой неброской прелестью. Огибая озеро, почти по самому берегу шла дорога в Михайловское, усадьба которого виднелась на одном из дальних холмов (до нее от Петровского было около пяти верст).
Но пользовались этой дорогой редко. Братья не поддерживали дружественных отношений. Осип Абрамович был недоволен тем, что старший брат не оказал ему содействия в его тяжебных делах с Марией Алексеевной и согласился стать опекуном дочери, выполняя эти обязанности со всей добросовестностью, хотя сам находился в разрыве с семьей.