– А где смотритель? – спросил Леонид, заметив, что кресло в углу пустует.
– Николай Степанович? Наверное, чай пошел пить, – Алла Петровна махнула рукой. – Он каждый день в четыре часа чайную церемонию устраивает. Пунктуальный, как немецкие часы.
Она подвела его к стеклянной витрине в центре зала. За стеклом на бархатной подушке темно-вишневого цвета лежала потертая кожаная перчатка, потемневшая от времени.
– Вот она, наша гордость, – благоговейно произнесла Алла Петровна. – Перчатка самого Щепкина. Говорят, он был в ней, когда играл Фамусова в «Горе от ума» на открытии Малого театра.
Леонид посмотрел на реликвию без особого интереса. В его нынешнем состоянии мало что могло пробиться сквозь пелену апатии.
– И из-за этой старой вещицы столько шума?
– Эта «вещица», – Алла Петровна понизила голос, словно боялась, что кто-то может подслушать, – ценнее, чем ты думаешь. Знаешь, сколько за нее предлагали коллекционеры? В прошлом году приезжал американец, так он сто тысяч долларов предлагал! – она покачала головой. – А для нашего театра она – талисман. Ни одна премьера без нее не обходится.
Леонид рассеянно кивал, изучая другие экспонаты. Витрина отражала его лицо – осунувшееся, с темными кругами под глазами. Как вернуться в профессию? Что делать дальше? Может, уйти из театра совсем, найти обычную работу…
– Тут есть еще кое-что интересное, – Алла Петровна потянула его к другой витрине, где был выставлен старинный костюм. – Это тоже историческая ценность. Фрак Малого театра, XIX век. А видишь эту брошь? – она указала на украшение, приколотое к лацкану. – Подлинная, с натуральными камнями. Должна участвовать в премьере через три дня.
Брошь была необычной формы – золотая маска, инкрустированная мелкими рубинами и бриллиантами. Даже через стекло была заметна тонкая работа.
Внезапно его внимание привлекла фотография на стене – труппа театра десятилетней давности. Он сам, совсем молодой, стоял в последнем ряду, улыбаясь так, как может улыбаться только человек, уверенный в своем ярком будущем. Сейчас эта улыбка казалась почти издевательской.
– Я тебя не утомила? – Алла Петровна внимательно посмотрела на него. – Пойдем вниз, чаем угощу. Расскажешь, как дальше жить собираешься.
В костюмерной было тепло и уютно. Стены от пола до потолка занимали стеллажи с аккуратно развешенными костюмами, рассортированными по спектаклям и эпохам. В воздухе витал особый запах – смесь нафталина, пыли, старой ткани и чего-то неуловимо театрального. Посреди комнаты стоял большой стол для раскроя тканей, сейчас заваленный эскизами и журналами. В углу притулился старенький диван, на котором актеры иногда дремали между репетициями.