Мы не развешивали объявлений на столбах. Информация распространялась по своим, особым каналам – шепотом в прокуренных барах, загадочными сообщениями на закрытых форумах, намеками от тех «консультантов», которые уже работали на меня. Приманкой служили слухи о месте, где нет правил, где деньги решают все, где можно быть собой – настоящим, темным, не прикрытым фиговым листком общественной морали. Для большинства это звучало как бред сумасшедшего. Но для некоторых… для некоторых это был зов сирены.
Так в моем списке появился Виктор «Вик» Холлоуэй. Когда-то он был журналистом-расследователем с зубами акулы и чутьем ищейки. Раскопал пару громких дел, от которых у нескольких политиков случилась карьерная диарея. Я помню его статьи – едкие, безжалостные. Я даже почти уважал его тогда. Почти. Потом он оступился. Взял не те деньги, написал не ту статью, перешел дорогу не тем людям. Его карьера не просто закончилась – ее показательно выпотрошили и вывесили на обозрение как чучело предателя. Последний раз я слышал о нем года три назад – писал какие-то третьесортные обзоры на рестораны для заштатной газетенки, заливая свою былую славу дешевым виски. Идеальный кандидат.
Я нашел его в одном из тех дайв-баров на окраине Лос-Анджелеса, где время остановилось где-то в семидесятых, а единственным развлечением было наблюдать, как тараканы устраивают гонки по липкой стойке. Вик сидел в углу, напоминая смятую газету, которую забыли выбросить. Осунувшийся, небритый, в одежде, которая, казалось, вросла в него. Перед ним стоял стакан с чем-то мутным.
«Виктор Холлоуэй? – спросил я, присаживаясь напротив без приглашения. От него пахло перегаром, отчаянием и чем-то еще – едва уловимым запахом типографской краски, как от призрака его прошлой жизни. – Артур Коулман. Мы не знакомы, но я много о вас читал».
Он поднял на меня тяжелый взгляд. Глаза красные, как у кролика-альбиноса, но с остатками того самого хищного прищура.
«Коулман… – прохрипел он. – Не припомню. Если вы по поводу долгов, то я уже продал почку. Осталась только печень, и та, боюсь, неликвид».
«Я не по поводу долгов, Вик. Я по поводу будущего. Вашего будущего».
Он усмехнулся. Звук был похож на скрежет ржавого металла. «Мое будущее? Оно уже наступило. Сидит передо мной в виде очередного стакана бурбона, который я не могу себе позволить».