И вот до такой Ани, через десятые руки, через сарафанное радио отчаяния, доносится слух. О месте, где все по-другому. Где нет начальников, ипотек и унылых свиданий с парнями, чей словарный запас не превышает меню из «Макдоналдса». Где каждый день – это вызов, это приключение, это прыжок в неизвестность с парашютом из чистого адреналина. Слух, сладкий, как запретный плод. И Аня, или тысячи таких Ань, начинают искать. Искать путь в этот мифический Карнавал, как средневековые рыцари искали Святой Грааль. Только вместо Грааля они ищут право на тотальное «пошло все оно к черту».
Карнавал тем временем начинал жить своей жизнью. Первые «резиденты» осваивались. Вик Холлоуэй, к моему удовольствию, действительно начал писать. Не для публикации, конечно. Для меня. Его заметки были полны желчи, самоиронии и удивительно точных наблюдений за тем, как человеческая психика деформируется в условиях абсолютной свободы от последствий. Он пил меньше, но глаза его становились все безумнее. Он был моим первым успешным экспериментом по превращению журналиста в придворного летописца ада.
Другие «гости» той первой ночи тоже не спешили уезжать. Некоторые просто продлили свое пребывание на неопределенный срок, превратившись из гостей в полупостоянных жителей. Деньги у них были. А здесь им предлагали то, чего нельзя было купить ни в одном фешенебельном отеле мира – иллюзию полного контроля над реальностью и возможность забыть о том, кем они были там, за стенами Карнавала. Мои архитекторы и рабочие, подстегиваемые щедрыми премиями и негласным контролем Носорога, продолжали расширять и достраивать новые зоны. Карнавал рос, как раковая опухоль, пожирая пустыню и здравый смысл.