«Пригласите, Лидия, – его голос был ровен, как гладь замерзшего озера. – И будьте добры, предложите ему воду. Из той бутылки, что слева в холодильнике. С этикеткой на латыни».
Вода из ледника, освященная светом Полярной звезды. Единственное, что могло хоть как-то нейтрализовать природную ауру Дубова и спасти его персидские ковры от спонтанного произрастания на них мухоморов.
Глава 2: Голод размером с рояль
Леонид Дубов не вошел – он вломился, как шатун в малинник, нарушая выверенную геометрию и акустику кабинета. Воздух мгновенно отяжелел, наполнившись ароматами, которые Кощей только что пытался изгнать из своих мыслей: запах мокрой еловой хвои, теплого торфа и чего-то неуловимо звериного. На кашемировом ковре цвета пыльной розы остались отпечатки его ботинок – следы, будто оставленные не человеком, а древним хозяином чащи.
«Гена, брат, выручай! Случилось страшное! Вавилон пал, Титаник утонул, а моя главная звезда… она…» – Дубов рухнул в кресло для посетителей, обитое кожей лунного теленка. Кресло издало звук, похожий на предсмертный стон маленького, невинно убиенного существа. Лицо продюсера, обычно румяное и лукавое, сейчас было землистого оттенка, а в густой бороде, казалось, запутались не только шишки, но и вселенская печаль.
Кощей медленно, почти ритуально, сложил руки на столешнице из вулканического стекла. «Леонид, если твоя фолк-дива Забава Путятишна снова попыталась вызвать духов предков на корпоративе нефтяников и случайно материализовала налогового инспектора из преисподней, то это, увы, не мой профиль. Я занимаюсь метаболизмом, а не экзорцизмом».
«Если бы, Гена! Если бы! – Дубов схватился за голову. – Вася! Вася Стар! Понимаешь?! Моя жемчужина, моя кормилица, мой платиновый голос нации!»
Имя «Вася Стар» повисло в воздухе, как топор палача. Кощей непроизвольно поморщился. Он знал это имя. Его знала вся страна. Платиновая блондинка с глазами испуганного олененка и голосом, способным рушить стены или возводить их – в зависимости от контракта. Ее фотографии, обработанные до состояния неземного существа, смотрели с каждого глянцевого разворота. Ее песни, прилипчивые, как банный лист, и пустые, как предвыборные обещания, терзали его слух из каждого радиоприемника.
«И что же стряслось с этой путеводной звездой нашего шоу-бизнеса? Передозировка славы? Или она решила, что ее последний альбом «Бриллианты слез моих» можно употреблять в пищу?» – в голосе Кощея прозвучал холод арктических льдов. Он не терпел дилетантизма, а мир поп-музыки казался ему апофеозом поверхностности и дурного вкуса.