После секса жизни нет - страница 20

Шрифт
Интервал


Но после он повернулся и сказал:

– Твоё тело сопротивляется. Это не ты. Это система.

– Какая ещё система?

– Патриархальная. Ты не можешь кончить, потому что в тебе встроен механизм подавления. Ты – социальная конструкция.

Юля села. Медленно. Как человек, заказавший «вино на вечер», а получивший бутылку кефира.

– То есть ты не довёл меня до оргазма из-за… политики?

Он кивнул. Серьёзно. Как будто только что подписал Гаагскую конвенцию.

***

Экстренное собрание

– Он сказал, что мой оргазм – жертва капитализма, – с отчаянием сообщила Юля.

– Это надо лечить. Желательно – молча, руками, – заключила Ольга. – Или электричеством.

– Он прислал мне видео котёнка, играющего с цитатой Камю.

Катя потёрла виски:

– Это уже не флаг. Это демонстрация.

***

План «Третья попытка»

Ася достала блокнот:

– Инструкция. Идёшь. Не слушаешь. Только тело. Только практика.

– Я дам тебе лубрикант, – сказала Ольга. – Без запаха революции.

– Я дам тебе речёвку, – сказала Ася. – Читай как заклинание, если он начнёт говорить про архетип.

– Я дам тебе камень, – кивнула Катя. – Метни, если скажет «матрица». И вот ещё электрошок. Добей.

***

Баня. Финальный акт

Он пригласил её в баню. Там было всё: чайная церемония, соль, хокку, тишина. Горловое пение. Камень на живот.

– Это твоя точка рождения, – шептал он.

Юля смотрела на него, как на пазл, в котором нет ни одной угловой детали. Она дышала. Молчала. И раздвинула ноги – в надежде, что он наконец замолчит.

И он замолчал. И сделал. Без теории. Без манифестов. Без Бодрийяра. Он просто – был. И она – была. И это случилось. Оргазм. Без повестки дня.

***

Пост-аналитика

– Он назвал это марксистским актом, – сказала Юля.

– И ты осталась?

– Да. Потому что он гладил меня полчаса. И молчал. И это была не забота с подтекстом. А тишина. Без анализа. Как ласка.

Юля улыбнулась. Тихо.

– Я впервые не объясняла себя. Не защищалась. Я просто чувствовала.

***

Финал

Они снова сидели на кухне. Свет тусклый. Вино – как всегда. Шоколад – горький. Но смех – громкий.

– За мужчин, которые учатся молчать, – сказала Юля.

– За женщин, которые учатся говорить, – добавила Ася.

– За куни без комментариев, – буркнула Ольга.

– За тела, которым не надо больше себя оправдывать, – закончила Катя.

И это был не просто смех. Это была революция. В каждой клетке. Без лозунгов. Но с освобождением.