– Что это было?
Нет необходимости уточнять, что она имеет в виду. Я девушка сообразительная и поспешила это продемонстрировать:
– Manhattan Reverse.
Любопытные глаза хозяйки пронзали меня насквозь, сияя, как драгоценности.
– Кто тебя ему научил?
Я молчала, без тени смущения выдерживая ее взгляд.
– Ему понравилось? – спросила я.
Зора прищурилась, словно предостерегая меня не играть с ней в игры, и ответила, хотя, должно быть, далось ей это непросто:
– Да.
Она ждала моей реакции – возможно, лукавой улыбки или довольной гримасы, но я не выразила никаких признаков хвастовства. Просто спокойно смотрела на нее, и этого было достаточно.
Она медленно села в кресло и выдвинула ящик в столе. Среди вееров и флаконов с духами нашла длинный черный мундштук и сигарету, проделав с ними нехитрые манипуляции, глубоко затянулась, откинувшись назад.
– Чего ты хочешь?
– Работу.
Зора внимательно меня изучала. В мягком свете и окутавшем ее клубе дыма она напоминала диву из «ревущих двадцатых».
– Сколько тебе лет?
– Двадцать один.
– Чушь собачья, – прошипела она, оборвав меня.
Я сердито посмотрела на Зору, и она добавила:
– Не лги мне, или я вышвырну тебя прямо сейчас.
– Ладно, – нехотя пробормотала я, – мне девятнадцать.
– Ты слишком маленькая для такой работы.
– Восемнадцати достаточно, чтобы подавать алкоголь в баре.
Тонкая струйка дыма рисовала в воздухе арабески, но я не отвлекалась. Ее внимательные глаза скользнули по моему лицу, как и в зале. Было непонятно, почему она так пристально меня рассматривала.
– Где твои родители?
В нерешительности я отвела взгляд. Сжала губы, вспомнив о запрете лгать.
– Далеко.
В конце концов, так оно и было.
– И где ты остановилась?
– Это допрос? – раздраженно спросила я, но одного взгляда на Зору хватило, чтобы понять: либо я отвечаю на ее вопросы, либо Сергей выпроводит меня на улицу, откуда мне сюда уже не вернуться. Я прищурилась, пытаясь обуздать свой упрямый и бунтарский характер, пульсирующий в венах.
– Просто я хочу понять, кто передо мной, – пояснила Зора, скрестив длинные ноги.
Ее, конечно, можно понять, но я чувствовала себя уязвимой, когда рассказывала кому-то о себе.
– Я живу в хостеле в Кенсингтоне.
– В Кенсингтоне? – Зора подняла бровь. – Ты шутишь? Это же чуть ли не самый злачный район города.
Я и сама это очень быстро поняла. Приехав утром, я прямиком отправилась осмотреть место, где мне предстояло остановиться в первое время. Я увидела убогий хостел возле большого путепровода, мусор на тротуарах и спальные мешки бездомных, ютившихся на всех углах. Фонарные столбы, увешанные рваными плакатами, тошнотворный запах в воздухе, постоянный шум от железной дороги. Нездоровая жизнь этого квартала протекала между старыми рекламными вывесками, измалеванными уродливыми граффити. М-да, местечко это, мягко говоря, было не из приятных.