Написание историй, стихов – это стало в некотором роде отдушиной для Тро. То, что могло снять с него напряжение мрачного бытия. И нельзя сказать, что все было плохо вокруг персонально него, в ближайшем, тесном к нему окружении. Нет, он так не чувствовал. Но сравнивал себя с жителем Германии времен тридцатилетней войны. Даже, если она тебя не касалась, ты все равно был на нервах.
А что было сейчас? Кризис восьмого года обошел его стороной, но обстановка накалялась. Тем более, на его семью тогда обрушился молот репрессий. Кризис четырнадцатого года буквально разорил Трофима. Впервые за долгое время, он разменял статус мелкого буржуа, на наемного работника.
Когда все стало налаживаться, началась мировая эпидемия. Завершилась она, в дом постучалась глупая война, устроенная бездарными правителями.
В то же время в государстве тридцать лет идут реформы, и нет им конца. На шаг вперед власть отвечает двумя назад, не понимая ни общественных процессов, ни чаяний своего народа. Звон монет олигархата застилает им уши, глаза и разум. Политическая цензура позволяет не беспокоиться за корыто, к которому их приставили. Эта мысль показалась Тро забавной: «Ну и кто на самом деле хрюкает? Все вы свиньи. И в Кремле, и в Раде. Одинаковая фашня», – последнее предложение он произнес особо зло. Его бесило лицемерие, творящееся вокруг. Начиная с того, что война – это не война, агрессия – это защита, аннексия – право народов на самоопределение, что Дугин – не фашист, а Краснов – неправильно понятый герой. Хотя разницы между Дугиным и Бандерой Трофим не видел. Да и не было ее.
От давящих мрачных мыслей Трофима спасало знание.
Покончив с ужином, он бросился писать. План у него уже был, он видел своего персонажа. Только его. Остальные в рассказе присутствовали, но Тро их не раскрывал, они выступали частью декораций, были статистами. Он сомневался, что это правильно. Не сделает ли это историю плоской. Но также вспоминал, что для рассказа характерно присутствие одного, может двух героев. Иной раз, вообще, в рассказе герой может отсутствовать. Правда, Трофим не представлял такой истории.
Он не знал еще, какого объема будет повествование, но план говорил, что Трофим превысит свои предыдущие работы, что в этот раз выйдет не короткий рассказ, а полновесная малая форма.