Спустя много лет Элиза полюбит крем-супы и в целом еду. Но этот путь был долгим и изнурительным. Она поняла, что создать себя можно только после тотального разрушения. Как научиться самоценности, не сравняв предварительно себя с землей?
В 12 лет – первый популярный смартфон в обмен на старую игровую приставку, в 13 – агрессивный партнер по танцам и заслуженные, по его мнению, синяки, в 14 – началось самое пекло. В школе ее буллили за внешний вид. “Мальчик, мальчик! Где твои волосы?” – ох уж эти тугие хвосты и универсальная школьная форма… Ученики там до сих пор носят жилетки с эмблемой. Вокруг этой вещи столько негатива, что регулярно придумывались способы избегания правил. Параллельно развивались и меры порицания тех, кто выступал против системы. Это, по моему душевному мнению, порождало дополнительные волны недовольств, которые не удавалось сдерживать, поэтому они частично переносились на сверстников, особенно в средней школе, когда у людей начинает прорезаться свое мнение. Элизе было весело играть с парнями в футбол после школы на позиции вратаря, бегать в магазин за ворота вопреки запретам, собирать каштаны под огромным деревом и слушать байки про тайные места в учебном заведении, но не нравилось, когда у нее отбирали обувь и обзывали необоснованным “дитя Африки”, пинали мяч так сильно, что отбивались конечности и трещало лицо, ногти на ногах целиком отслаивались из-за неудобной танцевальной обуви, шпильки больно врезались в кожу головы, царапая ее и доставляя дискомфорт, покрытый слоем фиксирующего геля и лака, когда у нее отбирали телефон с социальными сетями, общением с друзьями, любимой музыкой и играми – единственным ее утешением, девочки делили дружбу, сплетничали и выясняли отношения, а она оказывалась между огней, сестры отбирали дорогие сердцу вещи или докучали шумным присутствием, когда хотелось побыть в привычном сердцу одиночестве. Она все время боялась допустить оплошность дома, в школе, с друзьями, на спорте, потому что с детства уяснила: цена ошибки оплачивается по двойному тарифу.
Мне чувствуется, ее намерение исчезнуть было обусловлено попыткой донести людям о своей потребности быть найденной. Не просто, а по-человечески: чтобы утешили, вытерли слезы, обняли как родную душу и дали освободиться от груза, нависающего тоннами над девочкой метр пятьдесят семь. Но ей не давали сказать. Какие могут быть проблемы? Бывает, люди годами молчат, а потом также молча уходят домой, в объятья Бога. Это был ее вариант, шанс приблизиться к пустоте, компенсирующую дыру в груди. Так казалось. И это была самая невыносимая иллюзия.