Валентина взглянула на стенные часы.
– Полдень, – сказала она, – сегодня суббота; дедушка, это, вероятно, доктор.
Нуартье показал знаком, что он тоже так думает.
– Он сейчас придет сюда; господину Моррелю лучше уйти, не правда ли, дедушка?
– Да, – был ответ старика.
– Барруа! – позвала Валентина. – Барруа, идите сюда!
– Иду, мадемуазель, – послышался голос старого слуги.
– Барруа проводит вас до двери, – сказала Валентина Моррелю. – А теперь, господин офицер, прошу вас помнить, что дедушка советует вам не предпринимать ничего, что могло бы нанести ущерб нашему счастью.
– Я обещал ждать, – сказал Моррель, – и я буду ждать.
В эту минуту вошел Барруа.
– Кто звонил? – спросила Валентина.
– Доктор д’Авриньи, – сказал Барруа, еле держась на ногах.
– Что с вами, Барруа? – спросила Валентина.
Старик ничего не ответил; он испуганными глазами смотрел на своего хозяина и судорожно сжатой рукой пытался за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть.
– Он сейчас упадет! – воскликнул Моррель.
В самом деле, дрожь, охватившая Барруа, все усиливалась; его лицо, искаженное судорогой, говорило о сильнейшем нервном припадке.
Нуартье, видя страдания Барруа, бросал вокруг себя тревожные взгляды, которые ясно выражали все волнующие его чувства.
Барруа шагнул к своему хозяину.
– Боже мой, боже мой, – сказал он, – что это со мной?.. Мне больно… в глазах темно. Голова как в огне. Не трогайте меня, не трогайте!
Его глаза вылезли из орбит и закатились, голова откинулась назад, все тело судорожно напряглось.
Валентина вскрикнула от испуга; Моррель схватил ее в объятия, как бы защищая от неведомой опасности.
– Господин д’Авриньи! Господин д’Авриньи! – закричала Валентина сдавленным голосом. – Сюда, сюда, помогите!
Барруа повернулся на месте, отступил на шаг, зашатался и упал к ногам Нуартье, схватившись рукой за его колено.
– Господин! Мой добрый господин! – кричал он.
В эту минуту, привлеченный криками, на пороге появился Вильфор.
Моррель выпустил полубесчувственную Валентину и, бросившись вглубь комнаты, скрылся за тяжелой портьерой.
Побледнев как полотно, он с ужасом смотрел на умирающего, словно вдруг увидел перед собой змею.
Нуартье терзался нетерпением и тревогой. Его душа рвалась на помощь несчастному старику, который был ему скорее другом, чем слугой. Страшная борьба жизни и смерти, происходившая перед паралитиком, отражалась на его лице: жилы на лбу вздулись, последние еще живые мышцы вокруг глаз мучительно напряглись.