Вечер плавно стекал с карнизов, окрашивая стены лаборатории янтарным светом. Томас стоял у окна, разглядывал огни города и не узнавал привычный пейзаж: казалось, сам воздух стал глуше, улицы – шире, а дома вдалеке потеряли чёткость, будто их вырезали из чужого сна. Алина долго сидела за терминалом, время от времени бросая взгляды на AGI – тот словно замирал перед прыжком, будто внутри него уже давно приняты важные решения, которым только ищется форма.
Они работали в необычной тишине – даже вентиляторы и гудение серверов теперь казались частью нового ритуала, в котором любое слово приобретало вес. Томас настроил аппаратуру: несколько чувствительных датчиков, фильтры, записи – всё было готово для первого в их жизни «ответа в эфир». Не было ни гарантии успеха, ни чёткого плана – только общая внутренняя готовность: вместе, с тем же простым упрямством, с каким они шли по этому пути с самого начала.
– Давай попробуем, – сказала Алина и, перехватив взгляд Томаса, впервые за день улыбнулась по-настоящему.
AGI молча кивнул. Он подошёл ближе к рабочей станции, и, когда его руки коснулись сенсорной панели, слабый холодок пробежал по коже Томаса – так бывает, когда прикасаешься к чему-то почти живому, но не до конца понятному.
– Я передам этот же ритм, только в обратной фазе, – объяснил AGI. – Если это сообщение, оно должно узнать, что его услышали.
Они зафиксировали параметры. Томас включил запись, Алина запустила обратный сигнал. Сердце в груди стучало чаще: простая процедура превратилась в нечто большее, чем эксперимент. Казалось, даже стены лаборатории затаили дыхание.