Теперь пробегая по улицам в направлении ближайшей помойки, я для конспирации придумал выдавать себя за потеряшку, которая ищет своих хозяев. Наверное, я был слишком большим и целеустремлённым, потому что никто из ведомых за руку и шедших навстречу детей, увидев меня, не попросил родителей: «Мама, я хочу такую собачку!» Так было действительно лучше, чем уныло сидеть в какой-нибудь дворовой песочнице и раздражать мамаш с детьми. А потом уныло таращиться на проходивших мимо людей, выдавая своё грязное тело за очередную брошенку накануне зимы. Да, зима была уже скоро. Прямо хоть объявление давай: «Отдамся в хорошие руки».
Кстати, я даже пытался, взяв в зубы палку, писать ею на песке надписи типа «Я – человек», пытался из найденных палочек и веточек складывать разные слова прямо на тротуарах и во дворах панельных многоэтажек. Сам потом смеялся над этой своей глупой затеей. Получалось плохо и неровно, или люди мне не давали закончить своё письменное высказывание и говорили, показывая на меня: «Смотри, как собака смешно играет с палочками, но это опасная собака, ты к ней близко не подходи!».
Но здоровье – это наше всё. Поэтому я как мог старался поддерживать его на высоком собачьем уровне и искал сердобольных бабушек, которые через свою долгую жизнь пропустили, наверное, не одного кобеля. Им было всё равно уже, в человечьем он обличии, или в естественном своём натуральном. Они иногда подкармливали меня свежими продуктами, специально на такой случай купленными в магазине, и в такие дни моим измученным глазам уже не нужно было изучать меню ближайшей помойки. Я знал три типовых места, где обитали такие бабки, вернее, где эти существа размягчались душой и становились особенно общительными. Это были церква, почта и поликлиника. Ибо Бог, конечно, избавит и исцелит, но почта и участковый врач надёжнее.
Другие бродяжки подходить ко мне боялись, только посмеивались над моими брезгливыми попытками добыть себе еду, инстинктивно чувствуя во мне «Чужого» и даже «Чуждого». Им было жалко той еды, которую приходилось отдавать мне из ресурсов помойки, ведь после меня им гораздо меньше доставалось. Это было верно, и я почти догадывался о том, какие мысли должны были их посещать мысли при виде моей нехитрой трапезы: «Всё равно сдохнет скоро, не выдержит нашего житья. А если ещё немного протянет, то уж зимой точно замёрзнет и околеет.