Другая жизнь - страница 26

Шрифт
Интервал


Неудавшейся жертвой бомжа был добродушный пёс в годах, не озлобившийся до звериного скотского состояния, хотя и был брошен первыми владельцами давно и навечно, несколько раз бежавший из собачьего муниципального приюта, который, как и все подобные, на самом деле был лагерем строгого режима для собак, которым не повезло в их собачьей жизни больше обычного. «Вот очень грустно, когда тебя не могут полюбить, потому что ты старый» – подумалось мне почему-то тогда.

Он был такой же вольноопределяющийся и самостоятельный пёс, как и я. Только старый. И такой же одинокий и несистемный, то есть не поддерживавший дворовые собачьи устои, заставлявшие голодных и слабых духом собак сбиваться в стаи и враждовать между собой по территориальному принципу. Но для того, чтобы существовать независимо, нужно было быть достаточно крупной собакой, которая смогла бы постоять за себя. Этот пёс сразу осознал, что именно я для него сделал, и был крайне благодарен мне за это. Он тоже погавкал немного на убегавшее от нас недоразумение. Правда гавкал он с неповторимым нашим южным акцентом (грудное «г») «ГАФ», выдавая тайну своего происхождения. Я удивился, что эта особенность была присуща даже собакам. Потом он подошёл ко мне и посмотрел в мои собственные собачьи глаза. Мы каким-то образом оказались на одной собачьей волне несмотря на совершенно разные сущности, которые содержались в нашем собачьем живом мясе под под толстой шерстяной шкурой.

Как-то очень быстро мы нашли с Альфом общий собачий язык, хотя до этого у меня такое ни с кем не получалось. В общем, мы потом так насобачились общаться, что стали неразлучными. В какой-то момент я осознал, что думал и разговаривал с ним уже не словами, а прямо так, поверх слов, сразу острой, неторопливой тоской, заменявшей мне рассудок. Такая же тоска наложила свой отпечаток и на Альфа. Она возникала из обстоятельств нашей жизни, так или иначе связанных с людьми.

Так я уже окончательно приступил к персонализации собак, которые до этого все казались мне на одно лицо, как азиаты для европейцев и наоборот. Через несколько дней Альф в благодарность за своё спасение привёл меня в сторожевую комнатку тёти Светы, где она теперь пожизненно исполняла свои вахтёрские обязанности, охраняя какую-то заброшенную подмосковную турбазу. Зимой на этой базе не было никого, оставалось только вверенное ей имущество в дощатых домиках с облупившейся краской. Прошлой зимой он тоже жил у тёти Светы вместе со своим приятелем золотистым ретривером по кличке Гордый. Этого приятеля укусила в лесу бешеная лисица и он умер потом, убежав куда-то и не успев заразить Альфа.