Иногда, мне даже казалось, что я жил не по своей воле, а больше по желанию родственников. Им всегда что-то от меня было нужно. Даже, когда мне самому это совсем не было нужно…Нужно было, чтобы я закончил школу, а потом и Универ. Хотя школа у меня была такая, что никакую теорию Дарвина там преподавать было не нужно. Межвидовая борьба и происхождение от обезьян были совершенно очевидны. Универ тоже скорее удивлял, чем радовал. От всего этого во мне накапливалась какая-то латентная истерика протеста и появлялось депрессия, от которой хотелось запереться дома. Но депрессия – это когда хочется домой, а ты уже дома. В итоге мне уже не хотелось менять мир, и даже не хотелось построить какой-то свой, основанный на понимании между людьми, альтруизме, доброте, юморе и взаимовыручке. «Как же хорошо, что я вырос. И мне уже не надо вставать в школу в восемь утра» – думал я, вставая на работу в семь утра и боясь опоздать. Накопились по жизни уже и некоторые плохие воспоминания, но память, как у всех, старалась стереть их, чтобы потом не оцарапаться обо что-то страшное.
Я не любил толстых, и не хотел видеть себя таким в зеркале. Поэтому, чтобы не покупать новое, иногда приходилось ходить в спортзал. Но разглядывание тамошних интересных женских форм мне тоже быстро надоедало, тем более, что некоторые из этих женских форм отнюдь не возражали против разглядывания их в моей домашней обстановке. Ну и слюна никогда не лилась у меня от этих форм по асфальту ручьём. Обходилось как-то всё без обещаний поездок на заморские курорты и одевания в дорогое, а также без покупок слишком золотого.
Я не любил петрушку, кинзу, чеснок и когда мясо пыталось застревать в зубах. Стоматологов я тоже не любил, но не потому, что больно, а потому что дорого. Не любил, когда люди не знали ни одного иностранного языка. Или, наоборот, слишком хорошо знали русский «специальный», успев где-то постигнуть всю его ароматную глубину и непредвзятость. Я называл таких «приматами», за то, что в общении они совершенно не могли обойтись без мата. Временами я любил водку и её суррогаты, но коньяк и виски любил всё-таки больше, потребляя их по-всякому: в медленном и быстром исполнении. Суббота обычно проходила у меня хорошо, пока я не понимал, что это уже и не суббота, а воскресенье. Опохмеляться тоже приходилось и медленно, и быстро, в зависимости от ситуации. Дома утром кофе готовил сам в модной кофеварке. Но он почти всегда получался так себе, среднего рода. А иногда это действительно были пять минут горячего счастья и можно было снова собираться жить дальше. Поэтому я любил хорошие книги и не любил плохие фильмы. Сам иногда порывался что-нибудь написать.