Егорий Храбрый и Климка-дурачок - страница 17

Шрифт
Интервал


, что пропивали заработанное за лето. Притом лишь последние напились без меры, остальные же «пропустили по стаканчику» для поддержания беседы. Да и купец Мятлин, по мнению очевидцев, не был сильно пьян. Впрочем, представления очевидцев о степени опьянения становой счел субъективными – если не валится с ног, значит еще не пьяный.

Петр Маркович относился к службе добросовестно, возможно даже излишне, а потому интересовался новейшими методиками ведения судебного следствия и криминологическими теориями. Однако рекомендации, что находил он в книгах, не работали в его практике совершенно. Может быть, в столицах дела обстояли иначе, но во втором стане С-кого уезда теории разбивались в прах о непроходимую темноту свидетелей, их странную, нелогичную на первый взгляд хитрость, упорные суеверия, глупую, ничем не оправданную ложь, причем ложь уверенную и непоколебимую. Разгадать наивные хитрости иногда не представлялось становому возможным.

Вот и теперь кабачник твердил, что двоих пьяниц не было в кабаке в субботу, хотя двадцать человек говорили прямо противоположное ему в глаза. Он складывал губы в нитку и глядел в потолок, как разбивший вазу мальчишка, который решил отрицать свою вину до конца. Впрочем, эту «хитрость» Петр Маркович почти угадал – наверняка кабачник наливал неимущим пьянчужкам в долг и надеялся скрыть сей факт от станового.

Кузнец Житов уверял, что за пономарем присылали мальчишку, потому он и ушел поспешно, едва проводив Мятлина; староста же, мясник и бондарь присутствие мальчишки отрицали, остальные о нем не помнили. Кто из них хитрит, почему и зачем, Петр Маркович разгадать не сумел.

– Климка-крапивник? – щурил на станового и без того маленькие глазки мясник. – Не было его надысь. Можа, он пономаря на вулице иде-то ждал, мине то неведомо.

Колоритный был мужик: разъевшийся, но тонкокостный, лицо будто вытянуто вверх, и особая примета имелась: лобный выступ на линии роста волос сильно сдвинут был вправо – это Петр Маркович отметил машинально, по привычке. Ремесло Дурнева соответствовало и внешнему облику, и манере держаться – Пёсьему не столько мясная лавка требовалась, сколько скотобойня. Чем-то резанула слух станового речь мясника, но он упустил чем.

Кузнец Житов являл собой противоположность Дурневу – мускулистый, но поджарый, с широким, приплюснутым лицом и глазами чуть навыкате.