– А мне и вспоминать неча: Климка-дурачок вчерась за пономарем прибежал-ат. И не на улицы ждал, а туточка торчал без делу, бох знат за каким лешим.
Главное же состояло в том, что очевидцы с поразительным единодушием считали расспросы станового неразумными и то и дело переводили рассказ на разрытый курган, на встреченных давеча волков, на волчьи следы неподалеку от кабака – эти свидетельства представлялись им важными гораздо более, нежели поспешность пономаря и подстрекание Мятлина к поездке в Завражье.
Отсутствие следов на месте преступления все они принимали за бесспорное доказательство причастности к делу волчьего пастыря, ибо известно, что волки в его «стаде» движутся не касаясь земли…
Пьяная драка возле входа прервала ненадолго допрос, урядник рванулся в дело, словно весь день и ждал чего-то подобного, надеясь наконец проявить свои недюжинные способности. Проявил он их блестяще, грозя острогом и виноватым, и невинным – всем, кого скрутили сотские. Петр Маркович не видел причин для столь хлопотного судебного разбирательства на столь ничтожном основании, как кабачная драка, а потому велел вывести забияк вон – охладиться под ледяным дождем. Урядник был разочарован принятым решением.
В эту самую минуту и явился псаломщик Никита Панков, за которым давно посылали, протиснулся меж пьяниц в распахнутую дверь, пригнувшись, – высокорослый был: не длинный, но худой, костлявый, с мятым в оспинах лицом.
Вид у него был смущенный, озадаченный и странно виноватый.
– Здравия желаю, ваше благородие, – сказал он тихо, садясь за стол напротив станового. Приподнял на миг глаза – как ножом полоснул.
И его виноватый вид, и вызывающий взгляд, и то, что именно он рассказал Мятлину о Егорьевом кургане, а потом ушел первым, – все это наводило Петра Марковича на обоснованные подозрения.
На вопросы станового пономарь отвечал невпопад, словно думал о чем-то совсем ином; не отрицал своего ухода сразу после отъезда Мятлина, но уверял, что торопился в храм, чтобы подготовиться к воскресной службе.
– А кто-нибудь видел вас в храме тем вечером?
– Так Климка же. – Никита Панков посмотрел на станового недоуменно. – Он и в кабак за мной пришел, и потом в храме мне помогал. И домой мы вместе вернулись.
– В котором часу вы вернулись домой?
– Так кто ж его знает, – хмыкнул пономарь, – темень. Но не поздно, меня еще и в сон не клонило.