Оглядывался: лежит, недвижима.
…с разбухшей от жары и бессонницы головою, сам не заметил, как, лёжа на полу, заснул.
…открыл глаза: брат, улёгшись подле матери на волглом ещё ковре, глядит на белую, в испарине, материнскую руку.
…вода, остававшаяся на низах, плескалась, шумела, будто туда проникли во множестве змеи и скоро могли наползти в горницу.
…посреди второй ночи мать внятно произнесла по-русски: «Они придут».
Снова начала метаться, ляскала зубами, разорвала на себе ночную рубаху. Степан увидел материнскую грудь. Грудь была маленькой. Плечи выглядели как мальчишечьи. На шее была конопляная нитка, верно, с заброшенным за спину крестиком… или кулоном с лодочкой?..
Или – пустой, как удавка, гайтан был на ней?..
Иван остервенело накрывал мать, готовый то ли зарыдать, то ли заругаться, закричать на неё…
Та снова, как назло, как в издёвку, раздевалась.
…к утру успокоилась и, наконец, очнулась. Оглядывая сыновей, разулыбалась, – но вслух назвала чужие имена.
Иван, радостный, заговорил с ней – всё оглядываясь на Степана: ожила! ожила!.. – но мать уже закрыла глаза.
Щёки её ввалились, будто во рту пропали зубы. Рот спёкся, нос истончился и потемнел на кончике до черноты.
…осталась нездешней – и умерла, словно её отпустили домой.
…отец так и не вернулся тогда.
Поп Куприян сказал: мать-де он не крестил, а боле тут крестить её было некому, а на Монастырском яру поп её не крестил тож. Потому осталась она туркиней и басурманкою, последней исповеди и причастия избежавшей.
Мать повезли на татарское кладбище.
Крутил, именуемый «астраханцем», поганый ветер – сшибавший шапки, задувавший со всех сторон сразу, гонявший сорные, будто глиняные, облака.
Шлях разболотился, повсюду стояли чёрные лужи.
Правил повозкой показачившийся ногаец.
С братьями поехали Васька Аляной – Иванов крёстный, да татарская старуха деда Лариона.
Колёса повозки наматывали пухлые калачи мокрой грязи. Лошадь выбивалась из сил. Гроб возило туда-сюда.
Иван со Степаном уселись с разных сторон, упираясь в гроб спинами, а ногами – в боковины повозки.
Никак не верилось, что за спиною лежит спелёнатая и твёрдая, как полено, мать.
…отпеванья не было.
Едва сняли крышку, материнское лицо сразу зачумазилось, уши и ноздри оказались наполнены чёрной смазью, саван покрылся крошевом перегнившей прошлогодней листвы.