Бабушка достала из ящика листок бумаги, взяла шариковую ручку и принялась сочинять:
– Жила-была в одной деревне травяная кукла. Была она хорошенькой, миленькой, зелёненькой. С личиком нежным и вышитым. Её очень ценила хозяйка Настя Нервотрёпкина. И вот однажды девочка попросила куклу сходить в лес. Отнести пирожков её бабушке, Свёкле Варёновне… Ой, тут что-то не то, – огорчённо остановила себя старушка, – опять моя сказка похожа на чужую! Ту, что про Красную Шапочку.
Она сбросила лист бумаги на пол и взяла себе другой.
– Жили-были на свете три травяные куклы, – задушевно начала она новую историю. – Одну звали Наф-Наф, вторую Ниф-Ниф, а третью Нуф-Нуф … Батюшки! Опять я краду что-то чужое! – забеспокоилась бабушка и озабоченно почесала шариковой ручкой переносицу. – Начнём сначала. Жила-была на свете травяная кукла, которую заколдовала злая волшебница. Под один праздник у куклы вырос огромный горб … Ох! Да это же сказка про Карлика Носа! Как тяжело быть сочинительницей! – Бабушка сдула со вспотевшего лба волосы и, переводя дух, откинулась на спинку стула. – Но что же мне делать?! Я чувствую, что сказка сидит у меня под самым носом, а ухватить её никак не могу! Каким же должно быть начало?!
Пойду-ка выпью чаю и скушаю сладкий пирожок. А потом, от аппетита, может, и вдохновение появится…
Оставив куклу на столе, Фёкла Ивановна, то и дело вздыхая и что-то бормоча, отправилась ставить чайник. А зря. Потому что Настя давно уже пыталась привлечь к себе её внимание! Тем, что махала руками, прыгала на столе и даже строила тревожные рожицы. Но бабушка всегда так самозабвенно уходила в работу, что ничего уже не могла ни видеть, ни слышать. И за это её не любила Екатерина Сергеевна. “Как токующий тетерев, – ворчала она. – Пишет себе и пишет, а за ребёнком не следит!”
Разумеется, и это была чистая правда. Но бабушка и на неё обижалась. Ведь истина часто бывает горестной и трудной. А взглянуть на себя честно умеет не только не каждый ребёнок, но и взрослый.
Когда Фёкла Ивановна скрылась на кухне, Настя спустилась со стола и побежала за ней. А бабушка опять так глубоко ушла в себя, с чайником и спичками в руках, что по-прежнему не замечала внучки, которая вертелась теперь у самых её ног.
Наконец, поддев куклу мягкой тапочкой, Фёкла Ивановна растерянно спросила: