Поэтому, когда я пришел в музыкальную студию, выбор инструмента был для меня предопределен: баян, как у брата. Взяли меня без особых прослушиваний, просто попросили пропеть ноты, сыгранные на фортепиано, и повторить ритмически несколько тактов ударами в ладоши – в общем, ничего сложного. Не могу сказать, что я очень обрадовался, что мне теперь придется играть на музыкальном инструменте, но ничего не поделаешь – мне купили баян, и я начал учиться. Первое время мне было даже интересно: нравилось осваивать первые арпеджио[4], нотную грамоту. Но уже через полгода это стало очень напрягать. Как же так – все ребята после уроков и домашней работы идут гулять, а мне надо еще сидеть и заниматься на баяне, причем минимум час в день, потому что там была достаточно внушительная программа обучения. Два раза в неделю мы ходили заниматься по специальности, плюс к этому у нас еще была музыкальная литература и сольфеджио[5] – то есть времени на эту студию я стал тратить, прямо скажем, немало. Нравилось мне это все меньше и меньше, и, проучившись два года, я не выдержал и сказал маме:
– Все, больше не могу! Прости, мама, ходить не буду!
Мама огорчилась:
– Как же так? Посмотри на Мишу! Да и у тебя неплохо получается. Почему, Виталик?
Но я стоял на своем, так мне это действительно очень надоело, и мама уступила:
– Хорошо, – решила она, – давай пока сделаем паузу, а потом, через годик, может быть, возобновим занятия.
Внуково, 1967 г.
Надо сказать, что я и музыкой тогда не интересовался – той музыкой, которая звучала на радио или по телевизору. Мне это казалось неинтересным, не цепляло меня. Что тогда можно было услышать? «Послушайте второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром…». Ну, слушаешь, ничего не понимаешь особо – возможно, и в силу возраста. Но это еще куда ни шло. А вот когда пели классические оперные певцы – вот это было для меня вообще за гранью. Я не разбирал ничего, ни одного слова! Но если, когда пели мужчины своими басами и баритонами, я хоть что-то мог понять, то, когда начинали петь женщины колоратурными[6] и меццо-сопрано, я не понимал вообще ни одного слова и все время думал, что они поют на каком-то иностранном языке. Может, порой так оно и было, но я не воспринимал их в любом случае. В общем, мне это было совершенно не близко. Из советских исполнителей дома были пластинки Георга Отса, Марка Бернеса, Вадима Мулермана, Иосифа Кобзона и прочих. Моему уху из того репертуара зацепиться было не за что.