Ситуация стремительно скатывалась в пучину гражданской войны. С одной стороны баррикад – ослепленные жаждой власти сторонники правительства, оправдывающие жестокие пытки над пленными оборотнями. Что ими двигало? Неутолимая жажда заполучить силу оборотней? Или же маниакальное стремление к полному истреблению детей ночи? Но как их истребишь, если их становится только больше, а в человеческом облике их никак не вычислишь? С другой стороны – те, кто видел в грядущих суперлуниях не проклятие, а предвестие новой эры. Понимавшие: с каждым полнолунием число обращенных растет в геометрической прогрессии, и человечеству необходимо научиться сосуществовать с оборотнями, иначе через десятилетие от Homo sapiens останутся лишь воспоминания.
Горячие головы активистов предлагали самые невероятные решения, но единственное, в чем удалось достичь хрупкого консенсуса – необходимость освободить Альф и начать переговоры. Главным условием, на котором настаивали люди, было обуздание кровожадности сородичей. Общество готово было оплачивать поставки дичи для новообращенных, строить фермы, где животных выращивали бы исключительно на корм оборотням. Предлагались десятки способов вырваться из порочного круга насилия и страха. Но правительство оставалось глухо к мольбам народа, и людям не оставалось ничего другого, кроме как объединить усилия и самостоятельно искать тайные лаборатории, где проводились бесчеловечные эксперименты.
Именно поэтому Тамара, Вадим и еще два десятка отчаянных душ сейчас прочесывали лес в окрестностях Владивостока, надеясь отыскать хоть какие-нибудь следы, ведущие к военным или оборотням.
– Сорок дней прошло с тех пор, как Бориса забрали, – нарушил затянувшееся молчание Вадим. 18 октября из их класса выжили лишь шестеро. Паку удалось спастись лишь чудом – его миниатюрное тело позволило ему затеряться в толпе старшеклассников и незаметно проскользнуть в лабораторный класс. Там, смешав определенные химические соединения, он создал едкий коктейль, чьи пары спирта обрушились на обонятельные рецепторы хищников непреодолимой стеной.– У меня уже закрадывается мысль, что мы его больше никогда не увидим.
– Я понимаю тебя, вы ведь с ним из одного города, можно сказать, вместе выросли… – начала Комарова, но ее слова оборвал треск ожившей рации.