Парень споткнулся, его ноги подкосились, и он рухнул на землю, ударившись головой о острый камень. Мир померк, сознание ускользнуло, оставив его беспомощным в объятиях тьмы.
Очнулся он лишь спустя долгие, мучительные часы. Вокруг него царил непроглядный мрак, тишина, давила на уши. Лишь где— то вдалеке слышались жуткие, булькающие звуки пиршества.
С трудом поднявшись на дрожащие ноги, шатен увидел картину, от которой кровь застыла в жилах. От каравана не осталось и следа – лишь хаос и разрушение. Обломки повозок, искореженные, сломанные, валялись среди песка, словно кости поверженного зверя. И… тела. Обезображенные, разорванные на куски, окровавленные тела торговцев, с вырванными внутренностями, сломанными костями и лицами, искаженными гримасой вечного ужаса.
Шатаясь, словно пьяный, парень нашел Марика. Тот лежал неподалеку, лицом вниз, его тело изуродовано настолько, что узнать его было практически невозможно. Спина была полностью разорвана, обнажая кости и разорванные мышцы. Кровь впиталась в песок, образовав темную, липкую лужу. Его руки были вытянуты вперед.
Парень рухнул на колени рядом с другом, его тело сотрясалось от беззвучных рыданий.
Именно тогда, глядя на мертвого друга, растерзанного Пескоглазами, на этот ужасный памятник его бессилия, в его сердце зародилось нечто новое – нечто темное и неумолимое. Он больше не будет бежать. Он больше не будет жертвой. Он станет ходоком. Он научится убивать этих тварей, изучит каждое их слабое место, каждую уязвимость. Он утолит жажду мести кровью Пескоглазов. Он отомстит за Марика. И пусть весь мир узнает, что такое гнев человека, лишенного всего.
Туннели… Они были продолжением самой земли, ее темным нутром, извращенной маткой, порождающей кошмары. Глубоко под Ульями, где солнечный свет был лишь далеким воспоминанием, начиналось царство холода и сырости, где здравый смысл медленно умирал, уступая место первобытному страху.
Стены сочились влагой, будто плакали, но слезы эти были пропитаны плесенью и чем— то более зловещим, чем простая грязь. Металлом, но с привкусом протухшей крови, с налетом застарелого ужаса. Запах был настолько сильным, что казалось, его можно потрогать, ощутить на языке, как горький привкус смерти. Здесь царила не просто тишина, а мертвая тишина, в которой каждый шорох казался предвестием чего— то ужасного. Кап… кап… кап… Каждый звук эхом отдавался в бесконечной темноте. Заблудиться в этих туннелях означало подписать себе смертный приговор. Они были живыми, дышащими, шепчущими, всегда готовыми поглотить. И самое страшное… Чувство, что за тобой наблюдают.