За стенами моего кабинета тюрьма постепенно оживала. Ряды заключенных медленно плелись к центральному водосбросу, чтобы вынести парашу, а затем следовали в зал первого этажа на раздачу завтрака. «Вынести парашу» означало опорожнить пластиковый ночной горшок. Кабинет располагался по соседству с центральным водосбросом, поэтому я находился в первых рядах зрителей этого самого элементарного из множества грубых и нездоровых ритуалов тюремной жизни образца 1983 года.
Я недавно окончил Кембриджский университет, защитив диссертацию на тему «Философские предпосылки Гражданской войны в США». На работу в пенитенциарную службу попал по программе набора молодых специалистов и все еще адаптировался к жизни в новом качестве. За решеткой, так сказать.
– Ни в коем случае не пей, если завтра на работу. Ведь говорил же! Разве нет? – воспитывал меня Эрик, пока я медленно пил чай. Да, конечно, говорил, и уже неоднократно. Однако воздействие мудрого совета несколько смазалось тем, как обычно он поступал после пары литров пива поздно вечером накануне очередного рабочего дня. Выражаясь литературно, Эрик звучал не слишком убедительно.
– Ну ладно, давай, соберись уже. Тебе сейчас принимать вновь поступивших, и один из них – ВИП.
Я поставил кружку на стол, поправил узел на заслуженном университетском галстуке и взглянул на Эрика в надежде получить одобрение моего внешнего вида.
– Что скажешь? – уточнил я.
– Ну прямо настоящий яппи.
Я не был уверен, критика это или комплимент. В попытках прояснить, что я, собственно, собой представляю, сотрудники тюрьмы ухватились за мысль о том, будто я – молодой городской профессионал, то есть яппи[5]. Наверное, это было бы правильно по отношению к моим кембриджским однокашникам, большинство из которых отправились работать в Сити[6] и очень скоро в полной мере вкусили финансовых щедрот эпохи тэтчеризма[7]. Я же понимал, что хочу пойти другим путем. Для меня важнее приносить пользу обществу, помогать людям. Однако выяснилось, что новым коллегам требуется какое‑то более здравое обоснование моего решения стать тюремным начальником, поэтому я не стал оспаривать их ошибочные выводы.
Правда, несколько раз пытался объяснить свой выбор работы, но мои разговоры об общественном интересе, идеалах, надеждах, исправлении и искуплении вины всегда наталкивались на жалостливые взгляды, раздражение и полное недоумение.